— Мне рассказывали, что твоя подружка некогда выпустила в несвед-мир опасных демонов из Девятой Глубины, — напомнила я сквозь зубы.
Больше аргументов не осталось. Увы, но и на него у Громова имелся ответ.
— Ей было шестнадцать, — сказал отец. — Она жила в несвед-мире. Способности пробудились спонтанно. Произошел выплеск. Место, где стоял дом родителей Гэл, находился на магической аномалии, поэтому все пошло… не так. После этого случая власти Магистеррениума сначала взяли под опеку, но когда пришло время зачисления в школу магии, ее дело было пересмотрено. Ей отказали, сославшись на проступок. Да, в результате выплеска пострадали люди, несведы, семья Гэл, но такое наказание… оно было несоизмеримо с преступлением, совершенным по незнанию. Гэл закрыли путь в Магистеррениум. Она не отступила и вошла в него в другую дверь.
«С заднего хода», — мрачно прокомментировала про себя я.
— Прежде чем осуждать других, узнай детали, — Громов скрестил руки на груди и устало присел на край стола. — Большая часть нашего электората – образованные визарды, наделенные силой и властью, понимающие, что мы можем потерять в случае ухода магии. Однако наша программа не чужда и простому люду, уставшему от фактически гражданской войны с колдовками… и от противостояния произволу светлых магов. Ада, я считаю, что даже если ты в чем-то не разделяешь наш с Гэл взгляд на ситуацию, поскольку ты вошла в семью…
— Хорошо, — вскинув голову, заявила я. — Я буду участвовать в твоих предвыборных мероприятиях. Как твоя дочь, одаренная, старокровная и бла-бла-бла. Но у меня есть одно условие.
… Ржанка не явилась на зов, ее нигде не было. Галада ушла с отцом, я видела через окно, как они садятся в авто.
Громов пошел на уступку. С моим условием он согласился охотнее, чем я ожидала, и это показалось мне крайне подозрительным. Мне уже везде мерещились ловушки.
— Даю слово, что после выборов ты вернешься к учебе, там, где захочешь, Ада. Вопрос с фамильяром тоже решим. Ты ведь не думаешь, что я не понимаю ценность твоего зверя? Разумеется, если он в ближайшее время… сколько ему?... уже пора… пробудится как истинный дебордер, разрушитель границ миров? Не волнуйся, пропустишь всего пару недель учебы. Илья поможет тебе с программой второго семестра. Да, кстати, выучишь с ним тезисы запланированных выступлений и вероятные ответы на вопросы прессы и избирателей.
Какой все-таки Илья универсальный чувак. И полезный. И невидимый почти, когда не нужен.
— И еще, Ада: никто не будет требовать от тебя рекламных акций в пользу «Великого Возрождения». Я принимаю во внимание твою недоверчивость. Присмотрись, послушай, разберись. Возможно, в ходе нашей совместной работы твоя точка зрения изменится. Что касается прессы… говори правду и только правду. Ложь еще никому не приносила добра. Однако не стоит выносить сор из избы, правда? Пусть дела нашей семьи остаются внутри семьи. Илья научит тебя, как уклоняться от провокационных вопросов.
… Побродив по дому, я спустилась на кухню. Там Ржанки тоже не оказалось. Сливка и Пшенка замолкли при моем появлении и лишь качали головами. Но вскоре посреди кухни появилась и Ржанка. Увидев ее, я охнула: волосы домовуши стояли дыбом, с прутьев веничка сыпались искры. Кухарка и ее помощница подхватили Ржанку под мышки и выволокли в сад, не дав мне и слова сказать. Лишь Сливка кинула через плечо:
— Идите-ка к себе, Ада Александровна. У нас тут небольшая техническая заминка.
Я вернулась в свою комнату и вызвала Ржанку через час. Домовуша привела себя в порядок, лишь морщилась и чесала руки. Поначалу она наотрез отказалась обсуждать разговор с Галадой. Она буркнула, что позовет меня на ужин, и исчезла. Ничего, мы терпеливые и настойчивые. Я выждала секунд десять и громко прокричала:
— Ржанка! Ржанка! Ржанка!
Домовуша возникла в комнате, поклонилась, быстро проговорила:
— Ах да, забыла совсем, спасибо, что напомнили. Господина Илью Петровича позову.
И снова исчезла.
— Ржанка!
— Ада Александровна, да что ж вы прицепились ко мне как репей?! — взвыла домовуша после очередной принудительной явки.
— Потому что я знаю! Эта… Оса… что-то тебе сделала! Она тебя как-то наказала, да?! Это ведь из-за каши, так? Это я виновата! Я проговорилась! Галада – врунья. Она солгала, что все из-за бабушки. А по моей оговорке поняла, видимо, что я с тобой общалась – что всю правду знаю. А я не знаю! Ржанка, говори всю правду! Что это за игра такая?
— Не могу я вам рассказать, — буркнула Ржанка. — Отпустите вы меня.
— Руки покажи!
— Не покажу. Отпустите. Так всем лучше будет.
— Хорошо! Вот только больше еды мне не носи!
— Оголодаете!
— Ну и пусть!
— Давайте я вам котлетку после ужина…
— Нет! Я знаю, что Галаде зачем-то нужно, чтобы я мало ела дома. Отлично! Буду фигуру беречь! Стану такая же стройная!
В глазах домовуши отразилась мука. Но я велела ей уйти, и она исчезла.
А у меня от всех этих переживаний аппетит пропал, так что вынужденная диета давалась легко. Вечерами я спускалась в библиотеку, и мы с Ильей (под стенания и песнопения моего желудка) учили предвыборную программу отца. Мысли мои, однако, витали совсем в других сферах. Выполнит ли отец обещание? Отстоит ли меня магистр Серениус?
Я злилась, что приходится тратить время на всякую ерунду. Илье от меня прилетало: и едких примечаний, и каверзных вопросов. Но сей субъект, видимо, отличался прилизанностью не только волос, но и характера. Он лишь вздыхал и терпеливо повторял номер пункта.
Через два дня ко мне заявились портные. Они сняли мерки для новой одежды. В ней я должна была стоять рядом с отцом на предвыборных митингах, скромная студентка в стандартной для высших учебных заведений форме: белой блузе и темной юбке. Отец поднялся ко мне в комнату на финальную примерку и одобрительно кивнул.
— Чем мантия Академии нехороша? — угрюмо спросила я.
Громов чуть поморщился:
— Слишком… определенно. Серениус сейчас не в особом фаворе в министерстве. Все его… перегибы, неразборчивость в приеме студентов… в общем, Ада, я бы посоветовал тебе присмотреть другое учебное заведение.
Глава 4. Rare avis
С понедельника я начала выезжать с отцом на предвыборные мероприятия. От меня требовалось немного: стоять, улыбаться, махать, изредка, а в самых патетичных местах, прижимать к глазам кружевной платочек.
Признаюсь, было изрядно противно. С лицедейством этим меня примиряло лишь то, что отец особо не скрывал нашу печальную предысторию «знакомства». Да и зачем ему было что-то скрывать? Напротив, на семейном анамнезе он строил доказательства правильности партийной линии: мол, если у визарда от рождения дар был столь скуп, что экспертом не определился, что говорить о ведьмах донных и придонных? Уж те-то, бедные, похлеще в ловушку попали! И как отец, после козней недругов и долгого расставания, прижал к груди родную кровиночку, так и общество, отринув условности и обиды, должно душевно облобызать блудных детей своих, донников и придонников. Бу-э.
