Как и ожидалось, такого зрелища девчонка не выдержала. Вот только вместо истерики и слез поступила решительно и смело — пробежала ночью через озеро по вскрывшемуся льду и исчезла на целых три года. На три года!
И все эти три года, как выяснилось, не бедствовала. Нашла безопасное убежище, тяжело работала, училась и, как донесли все те же надежные источники, завела себе парня. Парня, ха! И это в то время, как Орвар ни под одну юбку не заглянул: жил то с правой, то с левой рукой. Позабросил шлюх, гулящих полукровок, неверных жен свинфилкингов — как ножом отрезало.
Да уж, если бы Хильд была его дочерью, он бы ею гордился.
Кунунг потер короткую бороду, усмехнулся и пошел в дом. В конце концов, даже если ему придется убить Орвара или самому пасть от его руки, это большого значения не имело, потому что в чертогах Одина (4) им предстоит пить из одного рога. А в день Рагнарёк (5) они будут биться на одной стороне и плечом к плечу.
Так что не о чем особенно переживать.
3. Эйги эйнхамр — в переводе «меняющий шкуру», оборотень в скандинавской мифологии. Может превращаться в медведя, волка или кабана
ГЛАВА 5
Честно говоря, когда за Фрейей захлопнулась дверь гостевой спальни и Хильд осталась одна — первым ее чувством было облегчение. За последние двое суток у нее было больше стресса, чем за три года работы в море. Ее психопат-бывший угрожал ей, похитил, чуть не изнасиловал, затем снова угрожал, а потом повел знакомить со своими родственниками, о которых, кстати, ни разу не упомянул во время их безоблачного двухлетнего романа.
Во всем этом был один плюс: на некоторое время она была избавлена от общества Орвара. Возможно, у нее будет достаточно времени, чтобы понять, насколько строго ее охраняют, и подготовить новый побег. В том, что нужно бежать, роняя тапки, Хильд не сомневалась. Орвар переменился за эти три года так, что казался совершенно другим человеком. Скажи ей кто-нибудь три года назад, что он сможет поднять на нее руку, она рассмеялась бы шутнику в лицо. А сегодня он чуть не задушил ее голыми руками. Вернее, одной рукой.
Воспоминание об огромной лапе на ее беззащитном горле вызвало приступ дрожи. Через некоторое время уже тряслось все ее тело, даже зубы постукивали. Успокоиться помог только горячий душ. Вылив на себя количество воды, равное водному запасу какого-нибудь ближневосточного эмирата, она завернулась в чистый банный халат и вернулась в спальню.
Наверное, во всех богатых домах прислуга умеет оставаться невидимой. За время ее отсутствия в спальне, покрывало с большой кровати было убрано, подушки взбиты, угол пухового одеяла гостеприимно отвернут, а на тумбочке ждал стакан теплого молока с корицей.
Как же хорошо… Хильд забралась под одеяло, села поудобнее и медленно, наслаждаясь каждым глотком, опустошила стакан. Затем с тихим стуком поставила его рядом со включенной лампой.
— Жить буду, — решила она.
И словно ответом на эти слова со стороны двери раздался деликатный стук.
— Войдите, — крикнула девушка.
На пороге стояла Фрейя, только не в своем роскошном и одновременно странном платье, а в таком же как у Хильд белом купальном халате, с виднеющейся из-под него клетчатой пижамой и в пухлых розовых тапках с кроличьими ушами.
— Зашла посмотреть, как ты устроилась, — сказала она. — И извиниться за брата.
— Ты не должна, — возразила Хильд. — Каждый сам отвечает за свои поступки.
Фрейя лишь покачала головой:
— У нас не так. За каждым стоит его род, и часто родственники расплачиваются за преступления, которые лично не совершали. Серебром или кровью. У меня не осталось никого, кроме Орвара, поэтому его вина — это и моя вина тоже.
То, что эти люди не привыкли обращаться в полицию, Хильд уже сообразила. Посреди большого современного города существовала и даже процветала странная маленькая община, живущая по законам тысячелетней давности. Поединки на мечах до смертельного исхода, выплата виры и все такое. Похищение современной и независимой женщины, видимо, этим законам не противоречило. Совершенно нормальные психи.
— Мне не нужны ни деньги ни кровь. Мне нужна свобода и собственная жизнь.
Фрейя взяла одну подушку, бросила ее в изножье кровати и устроилась напротив Хильд.
— Ты даже не представляешь, как я тебя понимаю.
— Не понимаешь, пока не испытаешь на себе.
— Так оно и было. В один день я потеряла дом, родителей и свободу. И все же посмотри на меня сейчас. — Она развела руки, предлагая посмотреть. — Я жива, здорова и счастлива.
Хильд тихо вздохнула и опустила глаза. То, что муж Фрейи с нее пылинки сдувал, не вызывало сомнений. А как он смотрел на свою жену… совсем как Орвар когда-то.
— И я хочу, чтобы мой брат тоже был счастлив, — заключила Фрейя.
— Ну, так пусть будет! — Разозлилась Хильд. — Я-то здесь причем?
— Он не может быть счастлив без тебя. Поэтому я вижу только один выход.
— Какой?
— Что бы вы смогли стать счастливы друг с другом.
Если принимать безумие за норму, то это был совершенно нормальный план. Только от него у Хильд мурашки пробежали по коже. Если Фрейя с Орваром возьмутся за нее с двух сторон, то перспектива ее свободной и безопасной жизни терялась где-то в туманной дали. Она невольно потерла синяки на руке. В гробу она видела такое счастье.
Этот жест не укрылся от Фрейи. Она мгновенно оставила свою подушку и села рядом с Хильд.
— Мне так жаль… так жаль. Я поверить не могу, что он это сделал. Он никогда не обижал женщин.
— Даже наоборот, — вырвалось у Хильд, прежде чем она успела прикусить язык.
— Понимаю, — сестра Орвара тихо гладила ее пальцы. — Я видела тебя на Бьёркё во время того поединка. И я знала, что ты к тому времени была с ним уже два года. Ты имела право знать правду.
— И что мне надо было делать с этой правдой?
— А вот это ты должна была решить сама. Некоторые женщины пытаются смириться и сделать вид, что ничего не было. Некоторые плачут или выносят своим мужчинам мозг. — Она улыбнулась, словно говорила о ком-то совершенно определенном. — Ты, например, могла бы поставить его перед выбором — или ты или все эти женщины. Но ты ушла, и это был самый сильный ход. Пока Орвара все в ваших отношениях устраивало, он не собирался ничего менять. Наверное, он принимал твою любовь, как должное. Теперь жизнь научила его ценить то, что имеет.
