3
И было ещё одно, что делало хотя бы часть жизни Уаиллара среди круглоухих осмысленной: воинское искусство. Ещё в дороге к аиллоу многокожих воин оценил, что Старый со своим другом и с ещё одним воином (единственным, кстати, чьё имя Уаиллар мог произнести: ‘Аллэ, почти как копьё) каждое утро занимались упражнениями с оружием и без него.
Вначале воин просто смотрел на них, стараясь понять, в чём их воинская сила, а в чём слабость. Двигались они медленнее, чем аиллуо, и их оружие было менее совершенно: в отличие от копья аллэ, острые предметы из прошедшего огонь камня были короткими, тяжёлыми и не могли использоваться как метательное оружие. Но зато многокожие знали множество движений и связок, которые Уаиллара не в шутку заинтересовали.
Однажды утром он взял копьё и попытался повторить одну из них. Старый, заметив это, жестом подозвал его и на ломаном языке предложил потренироваться вместе.
Уаиллар подумал — и согласился.
Это было лучшее, что он сделал за всё время, что они были у многокожих. Оказалось неожиданно интересно и поучительно. Уаиллар практически мгновенно понял, что поодиночке ни один из этих воинов ему не соперник. Со своим опытом, а главное, со своей скоростью, он был для них неуязвим — до тех пор, пока не принял на копье удар длинного ножа молодого воина. Длинные ножи назывались «меч» — слово, которое Уаиллар запомнил, хоть и не в состоянии был произнести.
Лезвие меча врезалось в древко аллэ почти до его середины и завязло. Перерубить древко оно не смогло — но Уаиллару пришлось отпустить копье, так как он не мог его освободить. Тут сработало то, что многокожие были крупнее, тяжелее и — как ни обидно было признать — сильнее, чем любой из аиллуо. Начни молодой воин давить своим мечом — Уаиллар не смог бы вывернуть копье так, чтобы ударить.
Схватка была проиграна, что было неприятно. ещё неприятнее было то, что копье, надрубленное почти до середины, стало ненадёжным.
А самое главное — Уаиллар понял, что против жжёного камня многокожих их оружие слабовато.
Потом они много раз разыгрывали тренировочные схватки, но Уаиллар уже не позволял себе блокировать удары: он только сбивал их шлепками копья сбоку, уводя от своего тела. Или просто уворачивался.
Тем не менее, он выигрывал практически все схватки один на один. Ни у кого из многокожих не было ни скорости, ни гибкости, ни ловкости аиллуо. Ни его боевого опыта.
Но как-то утром, — это было накануне их прибытия в аиллоу многокожих, где была в плену Аолли — когда Уаиллар в очередной раз обозначил, что убил всех троих многокожих (а они уже сражались трое против одного, и он всё время побеждал), Старый вдруг сказал что-то своим товарищам, и они как-то сдвинулись, сгрудились вместе, и стали двигаться, как один воин. И тут Уаиллар понял, что у него нет ни малейшей возможности добраться до любого из них: стоило ему обозначить нападение на одного, как двое других обозначали, что он получил смертельный удар. Он пробовал много раз по-всякому — бесполезно. Кончилось тем, что Старый зацепил его копье своим мечом — и копьё переломилось там, где было надрублено.
Старый объяснил:
— Мы называем это «строй». Когда мы в строю, мы действуем, как один воин. И тогда не хватит и десяти ваших на троих наших.
Уаиллар был расстроен потерей копья. Без привычного оружия он чувствовал себя голым. Новое взять было негде: подходящая роща уаралы, которую можно уговорить дать воину копьё, не на каждом шагу встречается.
Старый, чуткий, как горный волк, предложил одно из странных копий, которые они захватили у убитых многокожих, напавших на них на дороге. Это копье многокожие называли как-то вроде «аллауарра»[9],у него был тонкий и узкий наконечник, под которым находилось несимметричное лезвие, с одной стороны широкое, приспособленное для рубящих ударов, а с другой — острое, непонятно для чего. Уаиллар попробовал поработать аллауаррой — и был жестоко разочарован. Во-первых, она оказалась очень тяжелой по сравнению с привычным аллэ. Это делало движения неуклюжими и медленными; невозможно было, например, совершить обратный мах так быстро, как умели воины аиллуо. Во-вторых, из-за несимметричного лезвия, с аллауаррой невозможно было выполнять обычные для копья приемы. Чтобы с ней освоиться, пришлось бы потратить уйму времени — переучиваться всегда тяжело, а для воина опытного, у которого навыки стали его природой, тем более.
Только потом он осознал, что взял и держал в руках мёртвое дерево, увенчанное ещё более мёртвым обожжённым камнем — то есть нарушил один из запретов, уарро. И с ним ничего, совсем ничего не случилось.
Потом они прибыли в аиллоу многокожих — и само это прибытие было странным и непонятным, но альвийский воин уже понял, что таким странным и непонятным будет всё, что связано с этими существами.
Их встретила толпа, накрыв смешанной вонью немытых тел, гнили и мертвечины — мёртвых растений, мёртвой земли, мёртвого, искажённого огнём камня, плоти мёртвых животных, забив уши грубым рёвом, лязганьем и стуком, оглушив грохотом громотруб. Прямо на большой площади Старый зачем-то застрелил нескольких многокожих, которые перед этим громко выкрикивали что-то, что Уаиллар не понял.
Уаиллар шёл между лошадьми, поддерживая Аолли, которая наколола ступню о какой-то острый обломок, и чувствовал только усталость, раздражение и разочарование.
Потом они добрались до знакомого ааи, где он давеча нашёл заточённую в клетку жену, и после некоторой неразберихи, занявшей почти два дня, наконец устроились в той самой тёмной искусственной пещере.
Дальше пошли однообразные дни, не наполненные ничем, кроме прогулок, тихого отдыха рядом с молчаливой женой и общения с калекой-воином. Принявшим их многокожим было не до них — они приходили и уходили, всё время вели какие-то сложные разговоры друг с другом, а Старый с молодым другом даже не занимались воинскими искусствами, хотя остальные, кроме уолле-вождя, делали это каждый день, из-за чего во дворе перед фонтаном то и дело лязгало, стучало и пыхтело.
День на третий альвы попросились пройтись по городу — и гуляли потом ещё, пока не наскучило.
4
То ли на седьмой, то ли на восьмой день многокожие поуспокоились, напряжение из их разговоров почти ушло. Вожди их снова стали упражняться по утрам. Уаиллар хотел бы к ним присоединиться — это было хоть какое занятие, отвлекающее от невыносимого безделья, но у него не было оружия. Он всё равно устраивался у стены, наблюдая за тем, как двигаются многокожие, за их ухватками и приёмами, оценивая сильные и слабые стороны каждого, изучая особенности работы с оружием.
Старый как-то понял — или почувствовал — томление Уаиллара (близкое, честно говоря, к отчаянию) и, подумав, велел принести ему «меч», очень похожий на тот, что носил и использовал сам. Воин аиллуо с сомнением взял его, попробовал хват, повторяя то, что видел у многокожих — и с удивлением понял, что это оружие ему может подойти: оно было, конечно, короче аллэ, по-другому сбалансировано, но по весу показалось приемлемым (тяжелее аллэ, но гораздо легче, чем аллауарра), а главное, поскольку тяжесть его концентрировалась вблизи рукояти, было достаточно манёвренным.
