Рассказывали так же, что четырнадцатилетний юноша бился с ними, закрыв глаза, потому что тогда еще не привык смотреть глазами. И что он иссушил троих братьев, а еще двое едва не задохнулись в паутине, прежде чем явился Син. А Син явился незамедлительно, просто Паук, когда надо, мог быть очень быстрым.
Или когда не надо? На этот счет мнение братьев расходилось. А расспросить непосредственно пострадавших было пока невозможно, – им долго предстояло восстанавливать утраченные силы в святилищах своих богов.
И еще рассказывали, что Паук и Син схлестнулись на капище темного божества, сами как два полубога. И на стороне Паука были силы пяти побежденных им Гвинн Брэйрэ, и искусство боя, без остатка отданное ему наставником Сином. А на стороне самого Сина была бесконечная любовь к ученику и бесконечная жалость.
Син скрутил Паука, а потом выпорол так, что тот долго спал на животе, а ел только стоя.
Что ж, из всех наставников, Син был самым мудрым.
– Через два года, – сказал он Орнольфу, – с этим подарком богов в случае чего не сладит никто кроме тебя. Готовься, Касур, легкая жизнь закончилась.
– В случае чего? – спросил Орнольф. – У Хельга остался только отец. Неужели он тоже?..
– Три года назад я просил тебя беречь его, – напомнил Син, – сейчас я скажу: береги себя, Молот Данов. У Альгирдаса остался еще и ты. И не только мне кажется, что Паук Гвинн Брэйрэ слишком человечен для роли, которая ему уготована. Его бог тоже так считает.
* * *
Целью существования Гвинн Брэйрэ была не только защита людей от фейри и от них самих, Гвинн Брэйрэ выполняли в тварном мире работу благих богов, делали так, чтобы люди продолжали верить. А боги… да кто их знает? Ушли, были изгнаны или вовсе не существовали никогда?
Из всего высокого и чистого в тварном мире осталось только зло. Черный дракон с алмазными крыльями, вездесущий и всеведущий Змей , враг всего живого. Во всяком случае, принято было думать, что выглядит он именно так. Относительно же его взаимоотношений со «всем живым» ясности не было. Син, в силу обычаев своего народа питавший ко всем драконам теплые чувства, утверждал, что Змей и сам живее всех живых, несмотря на то что умер. Сину верили всегда и во всем, так уж было заведено среди Гвинн Брэйрэ, но насчет Змея было опять таки непонятно, потому что это «умер» относилось к временам, которые еще не наступили. До состоявшейся змеевой смерти оставалось без малого семьсот зим, а Змей, вроде как еще и не родился…
В общем, сложно все это было. С богами в том числе. Но Гвинн Брэйрэ традиционно считали, что без богов все же лучше. Доброту и свет люди носят в собственных душах, и вовсе незачем лучшим чувствам воплощаться в сколь угодно могущественных божествах. Со злобой и тьмой выходило не так складно: в душах человеческих хватало и этих, безусловно, необходимых качеств, однако и божественные воплощения зла не покинули людей. Это было дополнительным поводом задуматься о несовершенном устройстве мира, ведь те из Гвинн Брэйрэ, кто отмечен был богами гнева и несчастий, оказывались заведомо сильнее своих лишенных покровительства братьев.
Орнольф, по счастью, посвящен был Доннару – божеству стихийному, далекому от противостояния Зла и Добра, – и мог всецело рассчитывать на поддержку.
Против кого? Против Эйни?!
– Дурак, – невозмутимо сообщил Син, – против тех, кто захочет отнять у него последнее.
А у Паука запас прочности был, как у феникса. Бесконечный. И злость очень скоро переплавилась в дополнительный источник силы. Тоска по сестре стала помогать сосредотачиваться на занятиях, требующих размышлений. Он знал об уготованной ему судьбе, но вместо того чтобы испугаться только подобрался, как хищный зверь перед прыжком:
– Посмотрим еще, кто кого.
– Это ты кому? – уточнил Орнольф. – Богам? Или норнам?
– Это я всем, – нагло объяснил Хельг. – Надо будет, я и бога в паутину поймаю.
* * *
Удивительно, но на какое-то время Орнольфу и Пауку показалось, что боги поверили в угрозу. Даже, пожалуй, так: они поверили, что боги поверили. И прежде чем случилась новая беда, Орнольф успел вообразить себе, что со стороны божественного покровителя Хельгу больше не грозит чрезмерная опека.
Довольно глупо для человека, знающего о бесконечном терпении богов.
И об их бесконечном коварстве.
…Сбор назначили на Меже. Эта прослойка между тварным и волшебным мирами была населена фейри и чудовищами, да и из Волшебной страны заглядывали туда нежеланные гости. Межа и без нечисти представляла опасность для людей, и однако не было более удобного места для встреч. Гвинн Брэйрэ, разбросанные по всем обитаемым землям планеты, могли выйти на Межу из любой точки. Немного ворожбы, хоть сколько-нибудь отчетливое представление о геометрии, и тело, подобно бесплотному духу, выскальзывает за границу тварного мира. А уж по Меже-то можно было добраться куда угодно за самое короткое время.
Поэтому и встречались обычно здесь. На этот раз ориентиром служили далекие флаги межевой крепости. В самой крепости сидели твари, вроде бы враждебные людям, но у них тут были свои задачи, а у Гвинн Брэйрэ – свои. Кроме того, многие братья, тот же Паук, легко нашли бы общий язык с обитателями форта. А в этот раз сбор был затеян именно из-за Паука.
Син решил опробовать своего ученика в серьезном деле: «Хочу посмотреть, на что он способен, когда работает в полную силу…»
Казалось бы, события двухлетней давности достаточно наглядно продемонстрировали, на что именно способен Паук Гвинн Брэйрэ, когда «работает» в полную силу. Трое из пятерых братьев, пострадавших в Щецине, до сих пор не получили разрешения выходить на охоту – жили при святилищах, по мере сил помогали жрецам… на Паука, надо отдать им должное, зла не держали. Да и кто в братстве мог злиться на него долго?
Син выслушал замечания, больше походившие на вежливое сомнение: неписаные правила требовали, чтобы по выходу из Ниэв Эйд братья хотя бы год работали в группе со старшими, на подхвате. Син покивал, соглашаясь – этакое узкоглазое воплощение вежливого безразличия. И, поверив, будто он принял замечания к сведению, командиры охотников, нет-нет да заглядывающие в Ниэв Эйд, уже начали издалека заводить разговоры с Орнольфом, выясняя, отправится ли Молот Данов на летнюю охоту самостоятельно или присоединится к какой-нибудь дружине.
В том, что Альгирдас и Орнольф будут работать вместе, никто даже не сомневался, и каждому из командиров хотелось заполучить эту пару…
Тут-то Син всех и огорошил. Сообщив, что мнение остальных Гвинн Брэйрэ он выслушал, но пока Паук его ученик, он, Син, и будет решать, с кем из охотников Пауку работать.
Получилось, что сразу со всеми. Вот и стягивались одиночки и группы на Межу, в большой лагерь, разбитый неподалеку от стен вроде бы вражеской крепости. И теперь-то Орнольф понимал, что пять лет назад, помогая ему и приятелям проходить весенние испытания, Паук не сделал ничего, заслуживающего наказания карцером. Тогда, в ту весну, Син просто почувствовал настоятельную потребность спрятать своего ученика от всех, и желательно навсегда. Это было сродни инстинкту, не рассуждающему стремлению человека, отыскавшего клад, немедленно закопать его поглубже, чтоб, не приведи боги, не досталось сокровище никому чужому.
