Сан-Антонио пах хвоей, влажными смолистыми соснами. Дождь внезапно прекратился. Потеплело, ветерок ласкал щеки. Здесь не было гор с заснеженными пиками, только ласковое море вокруг. Наконец-то она на Сан-Антонио. Путешествие завершилось, и она по-прежнему жива. Селина сняла с головы шарф, и ее волосы заплескались на ветру.
К паспортному контролю выстроилась очередь. Рядом с ней стояли полицейские, словно ожидая нападения банды. Все они были при оружии — очевидно, не из декоративных соображений. Пограничник работал очень медленно, одновременно поддерживая оживленную беседу с коллегой. Беседа была темпераментной, обе стороны так и сыпали аргументами, и пограничник весьма неохотно прерывался, чтобы скрупулезно, страницу за страницей, изучить иностранный паспорт. Селина стояла в очереди третьей, однако ей пришлось прождать десять минут, прежде чем он шлепнул на страничку штамп ENTRADA и вернул паспорт.
Неуверенным голосом она спросила:
— А багаж?
Пограничник не понял или сделал вид, что не понял, и махнул рукой, чтобы она отошла от окошка. Она вернула паспорт в свою вместительную сумку и отправилась на поиски багажа. В небольшом аэропорту Сан-Антонио оказалось неожиданно много народу: в девять тридцать самолет из Барселоны летел обратно в Испанию, и на него собралось множество пассажиров. Они стояли семьями; дети хныкали, мамаши громогласно уговаривали их помолчать. Отцы семейств торговались с носильщиками, становились в очередь за билетами и посадочными талонами. Влюбленные крепко держались за руки, никак не решаясь расстаться, и мешали проходить всем остальным. Из-за высоких потолков в зале стоял оглушительный шум.
«Извините, — бормотала Селина, пробираясь сквозь толпу. — Извините, простите, пожалуйста». Часть пассажиров, прилетевших тем же рейсом, что и Селина, стояла под табличкой ADUANA, и она решила присоединиться к ним. «Прошу прощения, — она споткнулась о громадную корзину и едва не сбила с ног карапуза в вязаном желтом свитере. — Извините, пожалуйста».
Багаж был доставлен, вручную поднят на кое-как сколоченный прилавок, разобран, досмотрен — при этом некоторые чемоданы приходилось открывать — и наконец с согласия таможенника отдан хозяевам.
Чемодан Селины так и не появился. Он был ярко-синий с белой полосой, пропустить такой было невозможно; прождав, казалось, целую вечность, Селина поняла, что больше багажа не будет, что все ее спутники, один за другим, уже разъехались и она осталась одна.
Таможенник, который до сих пор старательно делал вид, что не замечает ее, теперь уперся кулаками в бока и уставился на Селину, выразительно подняв брови.
— Мой чемодан, — сказала она. — Где…
— No hablo Inglese.
— Чемодан… Вы говорите по-английски?
Другой таможенник сделал шаг вперед.
— Он сказал «нет».
— А вы говорите по-английски?
Он театрально пожал плечами, намекая, что возможно, в самом крайнем случае, сможет припомнить несколько слов.
— Мой чемодан. Мой багаж. — В отчаянии она перешла на французский. — Mon bagage.
— Нету?
— Нет.
— Откуда вы прилететь? — «Р» у него звучало раскатисто, «прррилететь».
— Из Барселоны. А туда из Лондона.
— О! — это прозвучало так, словно она сообщила ему какое-то страшное известие. Он повернулся к первому таможеннику, и они затараторили на испанском; разговор, напоминавший дробь кастаньет, вполне мог касаться каких-то их личных дел. Селина в отчаянии гадала, не обмениваются ли они сейчас семейными новостями. Затем мужчина, говоривший по-английски, опять пожал плечами и обернулся назад к Селине.
— Пойду узнаю, — сказал он.
Мужчина исчез. Селина ждала. Первый таможенник стал ковырять в зубах. Где-то заплакал ребенок. Вдобавок ко всем ее бедам динамик внезапно разразился бравурной музыкой, которой обычно сопровождается бой быков. Через десять минут второй таможенник вернулся, ведя с собой стюарда с ее рейса.
С любезной улыбкой, словно оказывая ей невесть какую услугу, стюард сообщил:
— Ваш багаж потерялся.
— Потерялся! — Селина была в отчаянии.
— Мы думаем, он в Мадриде.
— В Мадриде? Но что ему делать в Мадриде?
— К сожалению, в Барселоне его могли положить не в ту тележку… мы так думаем. Из Барселоны в то же время вылетал рейс на Мадрид. Мы думаем, ваш чемодан в Мадриде.
— Но на нем был ярлычок «Сан-Антонио». Его наклеили еще в Лондоне.
Услышав про Лондон, таможенник издал еще одно опечаленное «о!». Селина чувствовала, что готова его ударить.
— Мне очень жаль, — вступил стюард. — Мы свяжемся с Мадридом и попросим отправить ваш чемодан на Сан-Антонио.
— Сколько времени это займет?
— Вообще, я не говорил, что чемодан обязательно в Мадриде, — затараторил стюард, опасаясь брать на себя какую-либо ответственность. — Это еще надо уточнить.
— А сколько надо времени, чтобы уточнить?
— Не могу сказать. Часа три-четыре.
Три-четыре часа! Не будь Селина так зла, она наверняка бы расплакалась.
— Но я не могу столько ждать.
— Тогда вам лучше будет уехать и вернуться позже. Например, завтра, чтобы узнать, не прибыл ли ваш багаж. Из Мадрида.
— А позвонить нельзя? По телефону.
Они восприняли ее слова как шутку. Таможенник, осклабившись, сообщил:
— Сеньорита, на весь остров всего пара телефонов.
— Значит, мне надо завтра приехать в аэропорт и узнать, не прибыл ли мой чемодан.
— Или послезавтра, — сказа стюард с видом человека, фонтанирующего гениальными идеями.
Селина сделала последнюю попытку.
— Но там все мои вещи!
— Мне очень жаль.
Он продолжал улыбаться ей. Селина чувствовала себя так, будто она тонет. Она переводила взгляд с одного лица на другое, постепенно осознавая, что никто не собирается ей помогать. Она никому не нужна. Она одна и должна выпутываться самостоятельно. Дрогнувшим голосом Селина спросила:
— Здесь можно найти такси?
— Ну конечно. На улице. Там сколько угодно такси.
На самом деле их было четыре. Быстро вспотев в своем пшеничного цвета дорожном пальто, Селина направилась к машинам. Стоило водителям ее заметить, как они дружно загудели в клаксоны и начали размахивать руками, потом повскакали с сидений и с криками «сеньорита!» стали наперебой предлагать свои услуги, при этом стараясь оттеснить Селину каждый к своему такси.
Она громко спросила:
— Кто-нибудь из вас говорит по-английски?
— Sí. Sí. Sí.
