По дороге нам предстояло заехать в лагерь, где работали его друзья и передать им какой-то пакет. Однако только мы успели добраться до лагеря, как прямо возле ворот нас настигла жуткая гроза.
Пока ехали, Артём вел себя отвратительно, изображая последнего подонка и стараясь посильнее меня обидеть. Но у него ничего не вышло.
Я полюбила его именно таким, со всей его детской вспыльчивостью и эгоцентричной противоречивостью. Колючего, импульсивного, весёлого и задиристого. Умного, честного и невероятно красивого, такого красивого, что мы хоть и были знакомы уже пять месяцев, я всё никак не могла наглядеться на него.
Я полюбила его таким, какой он есть. Так что, лёжа в темноте чемоданной комнаты, оглохнув от грозы и ослепнув от молний, мы помирились и простили друг друга.
Утром он, по всей вероятности, вылез через окно. Чемоданная находилась на третьем этаже, но для него перебраться при свете дня на пожарную лестницу и спуститься по ней ничего не стоило. Они с Максом обожали такое.
Я всё ждала, что он придёт и откроет меня, но вместо него появился милый, кудрявый блондинчик, похожий на рождественского эльфа и деловым тоном объявил, что я должна «срочно покинуть объект, ибо он подлежит разрушению».
Все это так отчётливо прокручивалось у меня в голове, что я никак не могла понять, отчего укол не действует, почему я не засыпаю, а лежу, уткнувшись лицом в подушку и отстранённо размышляю о себе, как о каком-то сериальном персонаже, пытаясь восстановить события предыдущих серий.
Я была уверена, что нахожусь в палате совершенно одна, поэтому прозвучавший совсем рядом голос Макса заставил вздрогнуть.
— Куда потом? В Юрово?
Обычно Макс говорил тихо, но в тишине палаты его голос прозвучал чересчур звучно.
— В Юрово сразу Костровы припрутся и будут мозг насчет контракта выносить.
Сердце болезненно ёкнуло. Но вместо того, чтобы кинуться Артёму на шею, я сильнее вжалась в подушку.
— Полина постоянно во всё лезет. Вообще бы никогда туда не возвращался. Как думаешь, Котик, я могу продать дом и уехать за тридевять земель? Так, чтобы никаких Костровых на сто километров поблизости?
В отличие от Макса, Артём всегда разговаривал громко и уверенно.
Было очень странно, что они так незаметно здесь появились и, судя по всему, сидели уже какое-то время. Вероятно, я всё-таки заснула.
— Теоретически можешь, — откликнулся Макс. — Но на деле — сам знаешь, что один ты всего этого не вывезешь.
— Почему один? А ты мне на что?
— Тём, мы с тобой за год просрём всё, как нечего делать. Просто снимись в этом чертовом клипе, напиши пару мелодий и на ближайшие полгода они отвалят.
— Я не могу их написать, потому что не идёт.
— А знаешь, почему не идёт? Потому что ты и не пытался. Ты делаешь всё, что угодно, только не то, что нужно.
— Я вообще не хочу для них ничего делать. Сам по себе хочу, а как подумаю про Костровых — сразу облом. Полная импотенция.
Макс сдавленно гоготнул.
— Это ты зря. Тебе ещё на Полине жениться.
— Да пошла она, гадюка. Я передумал. У меня новый план.
— В смысле? — Макс удивился. — Я считал, этот вопрос решен.
— По сути, Костров просто управляющий. Если брать его долю авторских, то это пятьдесят на пятьдесят. Не такие уж и большие деньги, всё остальное он получает от клуба, от студий и от того, что сдаёт в аренду. Он попросту юзает мамашины здания, которые принадлежат мне.
— Ничего нового ты сейчас не сказал.
— Тогда что мне мешает самому это делать?
Несколько секунд они молчали, потом Макс рассмеялся.
— Тебе точно никакая балка на голову не свалилась? Разве не ты называешь всё это «бизнес мурой»? Не ты втирал, что не хочешь знать, откуда берутся деньги и как? Что смысл жизни в том, чтобы жить и получать от неё удовольствие, а не калькулировать доходы и расходы? Разве не ты тот самый чёртов бунтарь, который, поплёвывая свысока, посылает всех направо и налево, потому что может себе это позволить? Да ты был готов жениться хоть на самом Кострове, лишь бы он избавил тебя от всей этой бытовой мутотени. Лишь бы ничто бренное не мешало свободному полёту твоей высокой души и твоим отвязным похождениям.
— Ладно, ладно… — прервал его Артём миролюбиво. — Возможно, я был не прав. Мне казалось, что так я буду свободен. Что смогу делать всё, что захочу и ни под кого не подстраиваться. И ты, кстати, был со мной согласен.
— Я и сейчас согласен. Потому что каждый должен заниматься тем, что умеет лучше всего. Костров — вести дела и сохранять твои деньги. Ты — тусить, пить, снимать девчонок, тратить деньги и немного играть на виолончели.
Послышалась яростная возня и топот ног.
— Я из-за тебя кофе разлил, дебил. Врачиха нас убьёт, — засмеялся Артём.
— У тебя сейчас просто любовное помутнение, — переводя дыхание сказал Макс, перебежав в другое место. — Это скоро пройдёт. И потом ты будешь сильно жалеть, что испортил отношения с Костровыми. Тебе всего лишь двадцать, Тём. И больше у нас с тобой никого нет. Никто нам не поможет. Кончай дурить. Всё, что они просят — это пара каких-то дурацких мелодий. Просто набор нот. Накалякай им что-нибудь на коленке, они будут счастливы и отвяжутся. И все будут счастливы.
— Я не могу накалякать. Лучше я вообще ничего не напишу, чем потом это позорище будут связывать с моим именем.
— А клип? С ним какие проблемы?
— Не знаю. Просто всё это такое мерзкое. Такое чувство, что ковыряюсь в навозной куче.
— Знаешь, что, Тём? — в голосе Макса послышалось раздражение. — У тебя слишком много понтов. А по факту — импотенция.
— Творческая, дебил, — огрызнулся Артём. — И это я только про Костровых сказал.
— Ну, а что тебя вдохновляет? Люди же как-то решают эти проблемы. Покури чего-нибудь, выпей, сходи в церковь, на концерт. Что-то же тебя должно цеплять?
Повисла короткая пауза.
— Ну, всё ясно, — Макс приблизился к моей кровати.
— Что тебе ясно?
— Может, она тебя и вдохновляет, но отвлекает ещё больше. Я сейчас кое-что скажу, только не бесись. Хорошо? — Макс отошёл и через полминуты его тихий, доверительный голос снова донесся откуда-то сзади, где, вероятно, сидел Артём. — Мне она очень нравится, ты знаешь. Это самая лучшая девушка из всей твоей коллекции: она добрая, умная, и с ней ты становишься нормальным, вполне вменяемым, иногда даже приятным человеком, но, реально, сейчас из-за неё ты чуть не умер. Нет, ты сам понимаешь это? Кому рассказать — не поверят. Чернецкий слился из-за какой-то токсичной бабы.
— Ты чего, Котик, ошалел? — также тихо, но очень зло прошипел Артём. — Это же Вита!
— Вот-вот. О том и речь. Я тебя не узнаю. Совсем.
