— Папа, мне казалось, что мы уже обо всём договорились!
Под укоризненным взглядом лучистых глаз дочки Антип заметался. Наверняка за время моего отсутствия рыжая бестия всеми правдами и неправдами выбила из него приблизительный день свадьбы, и теперь отказаться от своего слова премьер-боярин не мог. Ничего не поделаешь, дал слово — держи. Вот именно по этой причине я такими глупостями никогда не занимаюсь, мое слово всегда находится при мне.
Антип из последних моральных сил попытался возразить своей дочке:
— Я хотел выдать тебя замуж за человека серьезного и ответственного!
Вот простота! Неужели он и вправду считает, что с моей рыжей язвой пройдут такие детские отговорки? Если да, то он плохо знает свою кровиночку. Думаю, что вопрос о свадьбе будет окончательно и бесповоротно решен именно сейчас и конечно же положительно.
Чтобы не мешать спорящим, я скромно отошел в сторонку и встал поближе к окну. Кстати, в таком ракурсе я буду виднее участникам бурной дискуссии с заранее известным результатом.
Между тем моя Селистенка разошлась не на шутку:
— Да как ты можешь так говорить про Даромира?! Это он-то не серьезен? А кто бросился под нож Филина, спасая меня? — Честно говоря, это было не сложно. — Кто душил горных спиногрызов, когда они пробрались ко мне в спальню. — Этот подвиг посерьезнее, так как эти твари жутко воняли. — Кто уничтожил гигантскую петунию? Кто…
Вы не представляете, как приятно слушать рассказ о моих славных подвигах, причем из уст невесты. Право, не много людей на земле могут похвастаться чем-то подобным.
— …И, наконец, кто примчался по первому зову, когда мне грозила беда? Да как же ты теперь можешь говорить, что он безответственный? — продолжала крыть Селистена.
— Я не это имел в виду, — попытался вставить хоть слово Антип.
— А что же? — не отступалась рыжая.
— Я имел в виду, что человек, задумавший создать семью, мог бы быть и посерьезней.
Одно и то же. Вот зануда! Чтобы скоротать время, я взглянул на себя в огромное зеркало, висящее на стене. И что во мне может не нравиться Антипу? Молодость, стать, борода, посох. Да, чуть главное не забыл: люблю я эту рыжую маленькую пигалицу больше жизни! Что ему, собственно, еще надо? Вот я, когда у меня появятся дети, буду идеальным отцом. Никаких дурацких запретов, хочешь жениться — пожалуйста, не хочешь — не надо. Буду отпускать гулять допоздна и разрешу есть сладкое сколько влезет.
От таких мыслей настроение у меня улучшилось, и я нашел в себе силы прислушаться к урагану, который всё еще бушевал в комнате. Как и следовало ожидать, Антип перешел в глухую оборону и только изредка робко пытался что-то возразить дочке.
Пожалуй, пора завершать наш милый семейный междусобойчик. Если Селистенку вовремя не остановить, она может еще долго бушевать со свойственной ей категоричностью. Я смиренно сложил руки на груди и, поймав момент, когда замолчали оба спорщика, полным благоговения голосом спросил у Антипа:
— Можно я буду называть вас папой?
Надо было видеть лицо премьер-боярина! Такого смятения чувств на лице человека описать невозможно. Правда, чуть более ярко, чем другие, читалось желание прямо сейчас меня придушить. Но надо отдать должное выдержке Антипа. Душить колдунов — это, знаете ли, дело не безопасное, они имеют свойство сопротивляться такому негуманному процессу.
— Ты что, серьезно? — раздалось в моей голове.
— Что серьезно? — искренне удивился я.
— Ты хочешь называть моего отца папой?
— Что за чушь? Нет конечно же! Если я стану его сыном, то ты станешь моей сестрой, а на сестре жениться мне не позволяют моральные принципы.
— Так какого лешего ты его пугаешь?!
От вопля суженой моя голова затрещала как перезрелая тыква.
— Моего батюшку чуть кондрашка не хватил, а с него как с гуся вода!
— Он первый начал, — буркнул я, — и к тому же теперь наш милый спор закончен на оптимистичной ноте.
Я уже приготовился принять очередной выпад моей невестушки, как вдруг услышал:
— Привет, дурень усатый!
Этот голос, как и приветствие, могли принадлежать только одному человеку — бывшей няньке Селистены, а ныне управляющей всем Антиповым хозяйством, Кузьминичне. Эта женщина вообще имеет свойство появляться в нужном месте и в нужное время.
— А ты ничуть не изменился, только появился — и уже весь дом вверх дном! Три года тихо-мирно жили, и на тебе: крики, ссоры и прочая суета. Видно, не очень-то на тебя учеба повлияла, как был балбесом, так им и остался.
Для постороннего могло показаться, что выслушав подобное приветствие, я должен был обрушить на голову говорившей всю свою колдовскую силу или, на крайний случай, смертельно обидеться. Можете не сомневаться, если бы на ее месте был кто-нибудь другой, я бы давно метал громы и молнии, а если бы это был мужчина, набил ему морду. Однакотут совсем другой случай. И дело даже не в том, что терпел старушку, когда расхаживал по дому в собачьей шкуре (а тогда возмущаться было глупо), а в том, что Кузьминична мне глубоко симпатична.
Она, конечно, частенько ведет себя словно старая грымза, но есть в ней что-то такое, что вызывает уважение. Спросите что? Так я не смогу вам ответить на этот вопрос. Я вообще не люблю забивать себе голову всякой чепухой, а своим чувствам привык доверять. К тому же главным для нее в жизни давно стало здоровье и благополучие своей воспитанницы, и тут наши чаяния абсолютно совпадают.
При такой вот раскладке тот нюансик, что характер у нее скверный, а рука тяжелая, большой роли не играет. Отношения у нас, конечно, сложные, но ценно то, что камня за пазухой она держать не станет — врежет сразу промеж глаз, и дело с концом.
И последнее, на мой взгляд самое важное, ее качество, которое, не скрою, мне ближе всего: именно в ведении Кузьминичны находится кухня и кладовая со всеми вытекающими отсюда последствиями. В общем, с какой стороны ни взгляни, а хорошими отношениями со старой нянькой я дорожил всегда.
— Погоди, Кузьминична! Я тут слышал, без меня нечисть распустилась? Так это ненадолго, пусть все узнают, что Даромир вернулся!
— Вроде и повзрослел, а всё такой же болтун, — не вполне логично заметила нянька.
— Можно подумать, ты не рада моему возвращению, — хмыкнул я и, заметив, как перекосился от этой фразы Антип, мило скрасил ситуацию белозубой улыбкой.
— Каким ты был, таким ты и остался, — уже мягче произнесла Кузьминична и, вздохнув, добавила: — Да рада, конечно. Это не дело, когда какие-то зубастые твари на лохматых ножках к нашей кровиночке по ночам шастают.
— Истина от первого слова до последнего, — мгновенно согласился я с Кузьминичной. — По спальне нашей Селистены шастать может только верный Шарик и не менее преданный муж. Вот когда мы поженимся, тогда у нас наступит тишь и гладь да Даромирова благодать.
