— Хорошо. Значит, в одиннадцать здесь, — и уже собирается на выход.
— А как вы узнали, где я работаю?
— Так ваша визитка, — достает из кармана и показывает мне.
Странно, я готова руку отдать на отсечение, что давала ему визитку без адреса мастерской. А на этой есть адрес. Хотя, может, все-таки перепутала впопыхах. Но ладно, не до этого сейчас. Главное, не забыть бы, что наобещала ему.
К вечеру становится немного спокойнее, во-первых, никто уже не отвлекает, во-вторых, почти всё, что запланировали, сделали. Помощницы уходят уставшие, но довольные. Я им заплатила уже сегодня. Марии Федоровне положенную зарплату, а Валентине Ивановне за отработанный день. И остается мне немного времени на то, чтобы навести в мастерской порядок, прежде чем портал откроется. Клиенты не должны видеть бардак.
— Эллис ди мортэ, — и посуда распределяется по размерам, выстраивается в башни. — Тэа ра, — включается вода, дальше посудины поочередно ныряют в раковину, а выныривают чистыми и отправляются на стеллажи.
К полуночи у меня уже чисто, опрятно, и я готова к встрече со своими покупателями из смежного мира.
— Ну, понеслась, — открываю портал, затем возвращаюсь за прилавок.
Первыми идут ведьмы, они всегда очень пунктуальные, за ними следом многочисленная семья гномов. Коренастые мужички берут большой торт, ставят на импровизированные носилки и уносят, а женщины расплачиваются. И тут я понимаю, что на самом-то деле жду господина черта, так и хочется уделать его, увидеть в глазах восхищение, а главное, ощутить вкус его поражения. Только хвостатый комиссар что-то не торопится за своим заказом. Неужели не придет? Странно, все-таки ребенку торт заказал. Видимо, папаша из него не лучше. Все мужики одинаковые, хоть с рогами, хоть без. Ничего им не надо, ничего им не важно. Вон, мой бывший — яркий тому пример, хоть бы раз про дочь вспомнил, хоть бы раз. Но нет, как ушел, так с концами. А Настя первое время его ждала, плакала. Сволочь он!
До закрытия портала остается всего-то полтора часа…
— Блеск, — смотрю с сожалением на одиноко стоящий шоколадный торт за стеклом. — Не повезло тебе, никому ты оказался не нужен, — и глаза начинает щипать от слез. Столько я в него души вложила, так старалась, а что в итоге?
И в момент, когда слезы уже ползут по щекам, дверь открывается.
— Черт, — шепчу чуть слышно и скорее вытираю слезы.
— Он самый, — раздается слева.
На пороге стоит Гаспарович собственной персоной, но не один, за его ногой прячется ребенок, только вижу, как хвостик извивается на полу.
— Думала, уже не придете, — сразу направляюсь к холодильнику, но останавливаюсь. — Это ведь для тебя торт? — обращаюсь к маленькому чертенку.
— Да, — выглядывает тот.
— Тогда иди сюда, ты его должен увидеть первым.
И не проходит секунды, как черноволосый мальчик с рожками и на удивление волосатыми ушками уже стоит около холодильника.
— Это он? — округляются его и без того большие глаза.
— Угу. Нравится? — открываю дверцу.
— Я таких никогда не видел.
— Значит, ты у нас Отис. Верно? — достаю торт, ставлю на столик на колесиках. Не в руках же такую тяжесть тащить.
— Верно, — обращает он взор на меня. — А ты?
— Отис! — гремит господин сердитый. — Поуважительней!
— Ничего, — смотрю на мальца. — Я Кейна, — и протягиваю ему руку.
— Вы пахнете, — принюхивается к пальцам.
— Чем же?
— Шоколадом, — снова принюхивается, — и карамелью.
— Верно, сегодня было много тортов с карамельной глазурью.
— Вкусные, наверное.
— Думаю, да; но твой, — склоняюсь к нему, — скажу тебе по секрету, самый вкусный.
И вижу смущение, щеки мальчика розовеют. Моя Настя тоже частенько краснеет. Стеснительность — хороший признак.
Комиссар Рекс тем временем проходит в зал, осматривается. Такое ощущение, будто сейчас начнет отпечатки пальцев снимать.
— Не желаете присесть? — указываю ему на деревянную лавку. — Пока я буду упаковывать торт.
Он молча садится, доска под ним нещадно скрипит. До чего же здоровый чертище.
— Кейна? — Отис уже еле сдерживается, так и вертится вокруг торта. — А можно мне его попробовать?
— Так, дома попробуешь. Вы же будете праздновать, задувать свечи.
— А мы и здесь можем! — переминается с ноги на ногу.
— Ну, не знаю. Как твой папа скажет. Он ведь твой папа? — шепчу.
— Да, да… Пап? — подбегает к Гаспаровичу. — Можно?
А черт так странно смотрит то на меня, то на своего сына:
— Если госпожа Кейна не против.
Ох как, я уже госпожой стала. Надо же, надо же, мои акции растут.
— Я не против, — честно говоря, разочаровывать его сына не хочется совсем. Эти горящие восторгом глаза мне хорошо знакомы. Только вот что случилось с комиссаром? Сидит хмурый, думу думает, будто сейчас важное что придумает. — Тогда мне понадобится твоя помощь, — указываю чертенку на стеллаж, — там есть пластиковые тарелочки и приборы. Неси.
Затем лезу под прилавок, имеется у меня тут кое-что. От прежних заказчиков осталось. Пять праздничных колпаков и три свистульки. Уж не знаю, есть ли такое в смежном мире.
Отис притом уже стоит рядом с тарелками и приборами в руках, а его хвост мотается из стороны в сторону.
— Расставляй, а я воткну свечи в торт. И вот, держи, — надеваю ему на голову колпак, — а этот для твоего папани, — даю второй.
— Спасибо, — чертенок торопится к отцу. — На, — сует ему в руки.
Господин Черт нехотя, но натягивает колпак.
— Вам идет, — усмехаюсь. До чего приятно лицезреть его недовольный вид.
В это время распределяю свечи, зажигаю, затем надеваю колпак на себя, беру свистульку.
— Отис, — даю ему встать рядом, — загадывай желание.
— Зачем? — смотрит на меня растерянно.
— Ну как же. Если загадать желание и задуть свечи, оно обязательно исполнится. Только нельзя никому рассказывать о том, что загадал.
— Точно исполнится?
— Точно, точно.
— Ладно, — поворачивается к торту, с минуту размышляет, параллельно дергая ушами. — Загадал! — выдает с улыбкой от уха до уха.
— Отлично. Теперь задувай и смотри, надо разом все. Господин комиссар, — возвращаю Адам Гаспарыча на землю, — не желаете примкнуть к празднующим?
— А, да, — поднимается, подходит к нам, но смотрит почему-то на меня. И взгляд такой, от которого по спине мороз.
— Задувай, Отис, — опускаю взгляд на мальчика.
