Ему просто не повезло, что он оказался замешан в этом деле, его вины тут нет.
Появлению близнецов радовались все, но больше всего отец, который, судя по всему, давно начал готовиться к родительским обязанностям. Как-то раз он упомянул, что до переезда в Долину они снимали квартиру в городе, но в квартире с детьми опасно. Особенно на восьмом этаже с балконом. И это, заметьте, еще задолго до беременности Лили.
Правда, тогда Дэвид поспешил добавить, что они переехали не только ради будущих детей — Лили не любила городскую жизнь. Она любит волю, сказал он. Ей нужны сады, деревья и широкие просторы.
У меня сложилось стойкое впечатление, что в один прекрасный день Лили пришла с работы и обнаружила, что все их пожитки сложены в грузовик, а рядом стоит Дэвид со связкой ключей. Сюрприз-сюрприз!
Соланке не стали устраивать новоселья, чтобы познакомиться с соседями, но я все равно зашла с подарочной корзинкой, и они приняли меня очень приветливо.
Тем не менее, несмотря на приветливость, они сохраняли дистанцию.
Но я так просто не сдаюсь.
Я старалась никого не судить. Такие, как Лили, мне не особенно нравились — альтернативная культура, хиппи, мешковатые платья и платки ручной работы, йога по вечерам и киноа[3] на завтрак — вся эта идеология никогда меня не впечатляла. Тем не менее Лили была образованна, умна и вполне симпатична как человек.
Даже слишком.
Самое смешное, что я догадалась о секретах Лили по ее детям. Посудите сами: ну кто назовет ребенка своим именем? Разве что человека распирает от тщеславия. Лили-Мэй — на всю жизнь лишь производная от своей матери, лишенная собственной идентичности. Чья-то дочь и двойняшка, навсегда лишь часть целого.
Раскусить Дэвида оказалось не так просто: всегда такой жизнерадостный, приветливый. Иногда заходил ко мне, чтобы поделиться вегетарианскими рецептами и овощами с собственного огорода, и всегда болтал без остановки.
Очень нетипично, сообщил он мне как-то, для нигерийца отказаться от мяса.
— Когда приезжаю домой, братья надо мной смеются, — сказал он. — А ведь у нас большинство национальных блюд — бобы, овощи и рис. Вот, может, когда выйду на пенсию, вернусь туда и открою вегетарианский ресторан для таких же репатриантов. Наверняка дело пойдет. Будете скучать по мне, Оливия, а?
— Буду скучать по халявным овощам, — отвечала я, и он раскатисто расхохотался.
Очень красивый мужчина, да еще и заботливый отец. По субботам он регулярно отправлялся с детьми в город пешком — прогуляться по главной улице, посмотреть кино, — высокий, в белой льняной рубашке и легких бежевых брюках. Всегда аккуратно постриженный, пахнущий пряностями. Двойник Идриса Эльбы[4], практически в соседнем доме.
Каково же было мое изумление, когда выяснилось, что он работает в хедж-фонде.
В хедж-фонде, мать вашу!
Его работа заключалась в том, чтобы ставить против лохов, которых собираются облапошить, и делать на их несчастье деньги. После этого он ассоциировался у меня уже только с героем Майкла Дугласа в фильме «Уолл-стрит» и его пафосной речью о пользе алчности.
Когда я только познакомилась с Соланке, мне казалось, что вот на этих-то людей надо постараться произвести впечатление. Мне хотелось показать им, что я слежу за культурной жизнью и международным положением, что я не какая-то стареющая деревенская дура.
Но вскоре до меня дошло, что они довольно скучные люди, да еще и с комплексами. Если вы не прочь выпить бокал мерло или любите посмотреть мыльную оперу под бургер с жареной картошкой, то быстро достает, когда кто-то непрестанно тычет тебе в глаза своим здоровым и экологичным образом жизни.
Я бы вообще с ними не общалась, если бы не одно замечательное и драгоценное исключение.
Вулф.
Холли и Элисон №3Иногда Холли хотелось поместить мать в футляр, проложенный ватой.
Она понимала, что все должно быть наоборот, что это мать должна вечно о ней беспокоиться. Но у них получалось по-другому, и Холли уже привыкла.
— Мама, хватит. Сядь. Я все сделаю.
Элисон, как одержимая, перекладывала подушки в гостиной. Наводить красоту — вот ее главное умение. Сделать красиво. Один неровный уголок — и двое полицейских, которые вот-вот войдут в дом, непременно арестуют ее на месте.
Холли подвела мать к мягкому креслу и усадила.
— Как представлю, что она там разлагалась… — с бледным от волнения лицом бормотала Элисон. — Неужели это правда? Как думаешь, она звала на помощь? О боже. А теперь еще эта полиция…
На глазах у Элисон выступили слезы.
— Мама, прекрати! — сказала Холли. — Тушь потечет.
Элисон моргнула и взглянула на Холли, будто видела ее впервые.
— Не думаю, что тушь…
— Эти двое детективов уже скоро придут. Соберись. Смотри, — Холли понизила голос. — Она могла бы надрывать глотку сколько угодно, но мы бы все равно не услышали. Да и какая разница. Радоваться надо, что эта гадина сдохла.
— Холли! Нельзя так говорить. Когда кто-то умер…
— Это зависит от того, кто именно. Мама, ну не смотри на меня так. Я поставлю чайник, о’кей?
Когда Холли вошла в кухню, полицейские уже стучались в парадную дверь. Вздохнув, она бросила в заварной чайник горсть пакетиков, поставила на поднос несколько чашек и достала из холодильника молоко.
— Не стоило беспокоиться, — сказал полицейский, когда Холли вынесла поднос. — Но все равно спасибо. Холли, правильно? Твоя мама говорит, у тебя только что начались каникулы. Будет о чем рассказать, когда вернешься на занятия в сентябре. Ведь на следующий год у тебя выпускные экзамены?
Холли взглянула на мать, потом молча кивнула полицейскому.
Школа? Господи, мать и на пять секунд нельзя одну оставить.
Холли попыталась «просканировать» его. С мужчинами постарше, как правило, проще. Она обычно догадывалась, что им нравится, и в зависимости от этого или держалась серьезно, по-взрослому, или теребила волосы, как невинная школьница. С этим типом явно не пройдет ни то, ни другое. Он, похоже, из тех, кто видит каждого насквозь. И каждого подозревает.
— Так значит, вы управляющая в D-Style? — Женщина-полицейская лишь окинула Холли взглядом, дав понять, что заметила ее присутствие.
