"В реке Бергезе найден труп!" — гласил заголовок на первой странице. — "ПЕНЬКОВЫЙ ДУШИТЕЛЬ ВЕРНУЛСЯ!"
* * *
— И все равно я не понимаю, — пожаловался Олгот. Мы сидели за столом на поляне. Тууфи лежал в траве поодаль, болтал ногами и решал примеры для третьего класса человеческой школы.
— Знаете, что такое полицейский бал? — ответила я вопросом на вопрос. Мой собеседник покачал головой. Я вздохнула и откинулась на спинку стула:
— Это — нечто! А случается это нечто дважды в год, на дни Летнего и Зимнего Солнцестояния. Незамужние кузины, дочери, внучки полицейских и прочие жертвы, не успевшие попрятаться кто куда, танцуют и выслушивают от партнеров увлекательные истории. От констеблей — подробности погонь и арестов. От сержантов — интересные повадки убийц и маньяков. От патанатомов — не менее интересные детали вскрытий. Под конец вечера все дружно удивляются, почему дамы не притронулись к пуншу и закускам. Кстати, я как раз притрагиваюсь: пунш обычно скверный, а вот канапе неплохи.
Олгот усмехнулся:
— Почему я ничуть не удивлен.
Я пожала в ответ плечами:
— Просто нужно уметь сдерживать воображение. На зимнем балу прошлого года весьма красноречивый сержант поведал мне историю Пенькового Душителя. Это было громкое дело, которое я, разумеется, не помню: детей такие вещи не интересуют. Восемь лет назад в городе орудовал серийный убийца. Точное число жертв установлено не было, жертвы — мужчины-люди. Никаких следов ограблений. Визитная карточка убийцы — веревка, завязанная галстучным узлом, из-за этой странной детали преступнику даже приписывали использование черной магии. В итоге его так и не поймали. Не знаю, читали ли вы об это деле…
Олгот снова покачал головой:
— Я не люблю человеческие новости подобного рода. Вряд ли преступник вызвал бы ажиотаж, убивай он троллей.
— Что ж… Это уже не важно. Важно, что эту тему очень любили газетчики. Они отравили вам жизнь. Пусть теперь они вас выручают, путаясь у полиции под ногами.
Некоторое время мы сидели молча. Тишину нарушал только щебет стайки зеленых птичек, похожих на крошечных индюков, и хруст: Тууфи задумчиво грыз карандаш.
— Имейте в виду: то, что я сделала, я сделала не для вас, а для него.
Малыш заметил, что говорят о нем, и помахал нам.
— Я очень это ценю, — склонил голову тролль.
— И поэтому вы мне должны…
— Разумеется! Все, что в моих силах, — в голосе тролля не было ни намека на его обычный сарказм.
…экскурсию для Тууфи в город.
Лицо Олгота потемнело.
— Не обсуждается!
— Еще как обсуждается. У меня заканчиваются сказки про цветочки и котят. Что прикажете читать дальше — кулинарную книгу? В каком бы удручающем состоянии ни была история, основы ваш сын должен знать. Экскурсия — до Памятной колонны и обратно. Сходим утром, глазеть на ребенка будет практически некому. Сойво-или-Тойво составит нам компанию.
Помедлив, тролль неохотно кивнул.
* * *
К прогулке до ближайшего перекрестка мы готовились, словно к экспедиции в Новые Пределы. Логично увидеть у охранников оружие, но — абордажные сабли?! После короткого энергичного спора сабли исчезли из вида. Я бы не удивилась, узнав, что Сойво и Тойво просто спрятали их в карманы.
Мне казалось, что самой трудной частью подготовки станет рассказ о Войне. Он просто не мог не вызвать у малыша множество вопросов. Но Тууфи слушал меня молча и также молча рассматривал те иллюстрации из учебника, которые я решилась ему показать. Под конец очень серьезно, словно маленький старичок, вздохнул и сказал:
— Надо будет нарвать цветов.
И больше ничего.
Зато новость о том, что для прогулки придется надеть не только штаны с рубашкой, но и ботинки, вызвала бурю возмущения. Битый час мой воспитанник сидел на верхушке ели и кидался шишками, к счастью — не прицельно. Но хитрости госпожи Цинтии Викс снова пришли на помощь. Дождавшись, когда папа-троль махнет на сына рукой и уйдет, я познакомила Тууфи с нашей целью номер два, о которой папа не знал.
— А пошли сейчас? — Тууфи ухитрился запрыгнуть в ботинки прямо с еловой ветки.
Пришлось снова уговаривать моего воспитанника, теперь — сохранить секрет и потерпеть до завтра.
Когда долгожданное утро наконец наступило, букет был собран, а ботинки — надеты, заботливый отец вдруг заявил, что идет с нами. Никогда бы не подумала, что юный Тууфи способен так изощренно заговаривать отцу зубы, если бы не увидела это сама. Еще одна деталь в мою копилку знаний о троллях.
Ближайшая Памятная колонна была всего в квартале от дома Олгота из'Эхэ. Суетливый летний день еще не вступил в свои права, воздух наполняли ароматы жасмина, белого шиповника и, разумеется, моря — всего того, что в оранжерее напрочь заглушали вездесущие елки. Я держала Тууфи за руку, и он снова поразил меня недетской сосредоточенностью, как прежде — во время чтения историй о Войне. Он не крутил головой, глазея по сторонам, и не тащил за собой, чтобы добраться быстрее. Даже не задержался возле торговца жареными каштанами.
— Тебе не страшно быть на улице? — спросила я наконец, но малыш вдруг прижал палец к губам:
— Шшш. Возле колонны не шумят.
Я молча порадовалась, что поблизости нет школьников. Дети младших классов на подобных занятиях только и делают, что шумят: одни возбужденно обсуждают увиденное, другие ревут в три ручья и просятся домой. А ведь им даже не рассказывают, что почти всякая колонна — не просто монумент, это еще и надгробие братской могилы.
Тууфи долго молча разглядывал колонну, медленно обходя вокруг нее. Охранники брели чуть поодаль, по обе стороны от мальчика, словно исполняли загадочный ритуальный танец. Я осталась стоять на месте. Завершив круг, Тууфи забрал цветы и попросил:
— Няня Ала, поднимешь меня?
После этого выяснилось, что няню тоже надо поднять: на то они и Холмы. чтобы даже Памятные колонны для их жителей были выше, чем для всех прочих. То-ли-Тойво-то-ли-Сойво поднял нас обоих одной рукой, и Тууфи положил букет к фигурам умирающих.
— А нас там нету, — тихо сказал он, когда мы снова оказались на земле. Я лишь смогла развести руками:
— Колонна очень старая. О вас в Ландрии тогда еще не знали. Помнишь, я рассказывала?
— Какой милый малыш!
На Тууфи смотрела старушка в черном, давным-давно вышедшем из моды платье с турнюром. Сопровождала даму унылая служанка преклонного возраста. В руках у служанки была собачка, по виду — ровесница платья хозяйки.
— Неправда! — звонким голосов заявил Тууфи, удивив абсолютно всех — даже собачонка одышливо тявкнула.
— Что ты говоришь? — растерялась старушка.
