— Я ничего не брала, — замотала головой, отчаянно надеясь, что он мне поверит. — Я не брала! Ничего!
— Так чего тебе не хватало, сладкая, — рука Маниза продолжала гладить мое лицо, а я лишь всхлипывала, глядя на него с отчаянием. — Плачу мало? Чаевые у тебя маленькие? Так ты бы улыбалась посетителям получше, — и больше бы были! Или просто натура такая, что не можешь не взять то, что плохо лежит, а? — его ласка мнимая закончилась, он дернул за волосы так, что из глаз снова потекли слезы.
— Умоляю вас, господин! — я застонала, понимая, что он меня просто не слушает. — Клянусь, — я ничего не брала! Ни разу! Камеры хотя бы проверьте!
— Неделю. Неделю ты предавала мою доброту, позволившую тебе здесь работать, — глаза Маниза стали совсем холодными, мертвыми прямо.
— Камеры повреждены, — вмешался охранник. — Иначе нам бы не пришлось искать так долго.
— Хитрая девочка, да? — Маниз дернул за волосы сильнее и склонился над моим лицом. — Не просто своровать решила? Решила, что ты умнее, да?
— Нет! — я судорожно впилась пальцами в колени Маниза. — Не брала я ничего и ничего не портила! Отпустите!
— Отпустить… Хм… Отпущу, конечно, что я, зверь, что ли? Трахну тебя для начала, потом охрана позабавится, а когда надоест, — пальцы тебе отрублю. И отпущу, конечно. На хрен ты мне дальше нужна будешь, а? Может, так бы только пальцами отделалась, но камеры вредить и отпираться… Зачем в лицо доброму хозяину плевать? Зачем кусать руку, которая кормит, а?
Глава 12
— Я ничего не делала! Это не я! Пожалуйста… — задыхаясь, еще пыталась вымолить пощаду, — но уже поняла — ее не будет. Ничто уже не поможет. Никто не спасет. Никто не станет даже слушать!
— Маниз, — один из сидящих рядом с хозяином вдруг поднялся, застегивая пиджак. — Красивая девушка. Мне нравится. Очень.
С ужасом подняла на него глаза.
Что это значит?
Теперь еще и он, кроме остальных?
Боже, — зачем я только во все это вляпалась! Да лучше бы на хлебе и воде перебивались, чем деньги — такой ценой и такими последствиями!
Но все-таки где-то еще оставалась надежда, что Маниз меня услышит, во всем разберется! И — нет, не потому что моя жизнь для него важна, — мы все для него, как букашки, — наступит, раздавит, и не заметит. А потому, что не потерпит, чтобы его кто-то за нос водил. Только из-за этого, — все же еще надеялась, что все же разберется, выяснит все… И меня отпустят…
— Я рад, дорогой, что тебя порадовала эта моя мелочь, — Маниз расплылся в улыбке. — Твой подарок упакуют и доставят тебе в ближайшее время.
— О, ну что ты, дорогой, — тот человек снова сел в кресло. — Я всего лишь сказал, что девчонка симпатичная.
— Ты — мой гость. И я рад доставить тебе такое маленькое удовольствие.
Ничего не понимая, переводила взгляд с одного на другого.
Но у обоих лица, — бесстрастная холодная маска. Ничего не понять, не разобрать…
Меня снова подхватили за руки охранники и поволокли отсюда.
Куда? Что теперь со мной будет? Неужели — обратно, к себе??? Продолжить то, что остановил Сармат?
Затащили в какую-то комнату, — их оказалось много здесь, наверху, в извистых коридорах.
А я уже выдохлась, даже сопротивляться не пыталась, — да и какой смысл? Все равно не поможет…
Обреченно только закрыла глаза и судорожно сглотнула, когда меня усадили на постель. Сейчас будут издеваться… И еще с большей злостью после того, как их остановил Сармат…
— Повезло тебе, сучка, — тяжелая рука схватила за подбородок, но не ударила. — Спас тебя Морок.
Спас? Повезло?
Будто в дурмане, через пелену и гул в ушах доносились до меня слова. И лицо того, кто говорил расплывалось, множилось, плыло перед глазами, теряя форму.
— Да не дергайся, — снова со злостью замахнулся, — сама не заметила, как отшатнулась назад. — Никто тебя теперь не тронет.
Это — правда? Он действительно это говорит? Или так со мной играет подсознание, и я слышу то, на что уповаю?
Но рука останавливается в миллиметре от моего лица, так и не ударив.
Неужели — правда?
И тот человек — действительно меня спас? Вот так легко, — всего несколькими словами?
— Меня отпустят? — спрашиваю, еще не веря. Голос дрожит, да меня всю колотит.
— Да, — мрачно раздается голос Сармата. — Теперь тебя отпустят. Ванная справа. Приведи в себя в порядок, — мне в лицо летит какая-то тряпка. Платье, — понимаю, успев его поймать на лету.
Неужели? Да? — все еще боюсь в это поверить. Я — свободна?
Не задавая больше вопросов, буквально подпрыгиваю и влетаю в ванную комнату.
Судорожно тру тело мочалкой, смывая с себя кровь и все их омерзительные прикосновения. Не стоит больше ничего говорить, ни о чем спрашивать! Бежать отсюда, — и поскорее, пока не передумали!
— Зря платье надела, — когда возвращаюсь в комнате нет уже мужчин, от чего снова вздыхаю с облегчением.
Но меня ждет женщина, — лет пятидесяти, навскидку, в восточной одежде. Никогда не видела ее здесь.
— Зафира меня зовут, — сухо сообщает она, окинув меня ничего не выражающим взглядом. — Снимай платье и ложись на кушетку. Все снимай.
— Но…
О, Боже! Нет! Неужели Маниз все-таки передумал?
И зачем я только пошла мыться? Бежать надо было, сразу же! Плевать, в каком виде!
— Меня отпустили, — бормочу с отчаянной надеждой.
— Отпустили, — кивает головой, соглашаясь. — К Мороку тебя отпустили, девочка. Ты теперь принадлежишь ему. Хозяин тебя подарил своему гостю.
Что???!!!
Ничего понять не могу, — как это — подарил? Как это — принадлежу?
Господи, — да что же за порядки у них здесь такие? То — пальцы отрубить собираются и отдать на растерзание охранникам, то, — вдруг я, оказывается, стала чьим-то подарком?
— Повезло тебе, — Зафира, все так же, совершенно бесстрастно подходит ближе, щупает пальцами мои губы, грудь, поднимает волосы, — а я стою, как изваяние, и даже руки поднять не могу, чтобы пресечь это. — Теперь у тебя есть свой господин. Он теперь твой хозяин, — будет доволен, ни в чем нужды иметь больше не будешь! Защитит, все даст, все решать теперь в твоей жизни будет.
Только трясу головой, как будто от этого наваждение пропадет. Хозяин? Я теперь — его вещь, что ли?
— Ложись, — Зафира кивает головой на кушетку и я, будто во сне, послушно стряхиваю платье и таки ложусь — а куда деваться.
Непонятно откуда появившиеся девушки начинаю разминать мое тело, — каждую косточку, до приятной расслабленной неги, втирая в кожу какие-то ароматные масла. Даже приятно становится, — тело как будто оживает, несмотря ни на что…
