Ну-ну.
— Так рассказывайте, Петр Алексеевич, раз видели, — я подпер стену позади Инессы и скрестил руки на груди.
Мужик опять шарахнулся от меня в сторону, снова пожал плечами несколько раз, принялся растирать руки. И если Инесса ему просто не нравилась, то я вызывал у бомжа настоящую тревогу.
Он говорил сбивчиво, проглатывал целые фразы и куски предложений и все время поднимал на меня взгляд, словно ожидая моего одобрения, выпрашивая. Меня от этого коробило и корежило, гадская натура предлагала сомкнуть челюсти на грязном горле и не мучиться.
А бомж все мямлил и мямлил, ходил вокруг да около, вспоминал с трудом и цедил слова. Тер руки, шею, ерзал.
Через двадцать минут представление одного актера мне надоело, я отлепился от стены и вышел из допросной, чувствуя недоуменный взгляд Соколовой, сверлящий спину. У автомата с кофе притормозил, взял бумажный стаканчик, а потом, коротко постучав, зашел в приемную к Сухарю и, минуя его секретаря, снова оказался в кабинете подполковника.
— Сергей Николаевич, у вас водка есть? — Сухарев оторвался от монитора, опустил очки на нос, седые брови медленно поползли вверх.
— Ты просто так интересуешься или в каких-то целях?
— В целях. В целях следственного эксперимента.
— Волков, ты совсем охренел? — улыбнулся с неподдельным любопытством в глазах Николаич. Я коротко пожал плечами.
— Там «свидетель» ваш явно похмельем мучается, мы его допрашивать будем до завтрашнего утра. А так пятьдесят грамм на грудь примет, пирожком закусит, и дело веселее пойдет.
— Это тот, который по маньяку? — Сухарь поднялся на ноги и открыл один из многочисленных шкафов.
— Да.
Подполковник достал бутылку дорогой водки, сдернул упаковку и молча протянул мне, все еще рассматривая меня из-под опущенных очков.
— И чем же ты ей не понравился? — пробормотал мужик тихо. Тихо… Но я услышал.
— Ей — это кому?
— Не бери в голову, — отмахнулся подполковник, забирая у меня водку и убирая обратно в шкаф. — Пирожков не осталось?
— У нас в кабинете остались. Думаю, от творога он не откажется.
— Волков, — окликнул меня у двери Сергей Николаевич, — после допроса ко мне зайди.
Я кивнул, давая понять, что приказ начальства услышал, и вышел, чтобы уже через пять минут поставить перед «свидетелем» бумажный стаканчик с водкой и пластиковую тарелку с пирожком. Инесса, кажется, при этом подавилась воздухом. Занятная девушка. Простая, как пять копеек, хотя, само собой, так не считает. Из тех людей, которым всегда надо быть выше, сильнее, богаче, успешнее. Скорее всего, училась на одни пятерки, институт с красным дипломом, судя по фотографии на столе — любимая дочка богатых родителей, читает исключительно бестселлеры и предпочитает дорогое итальянское вино. Предположу, что имеются постоянный любовник и круг подружек, этакий клубок целующихся змей. В общем, ничего интересного.
Мы ждали, пока бомж выпьет и закусит, а потом Инесса продолжила свои расспросы. Стало действительно легче, но не намного. Петр Алексеевич Зайцев действительно кого-то видел возле квартиры последней жертвы, но не смог даже сказать, мужчина это был или женщина. Он так глубоко и так прочно увяз в собственном безумии, что реальность пробивалась сквозь бред мучительными болезненными вспышками, заставляя мужчину все глубже и глубже погружаться в болото сумасшествия, прятаться там, искать объяснение произошедшему в собственных навязчивых идеях. Смотреть на это было так же неинтересно, как и на его предыдущее выступление. Насмотрелся за годы работы, оскомину набили вот такие: несчастные и побитые, обреченные, безнадежные.
Его бы подлечить, хотя бы на седативных подержать недельку, может, тогда что удастся вытянуть. А сейчас… Он бесполезен почти полностью, только гада внутри дразнит. Эх, перевелись на Руси маньяки настоящие, даже обидно как-то. Саныч явно плохо отдавал себе отчет, посылая меня сюда. Ведь и сорваться могу.
Где-то в середине «допроса» я отлепился от стены и снова вышел из допросной, бросил взгляд на часы — почти час. Час потраченного впустую времени.
А еще к Сухарю зайти придется, за порцией порицаний и криков. Но ничего, я давно научился не слушать и не слышать, а в нужных моментах кивать.
Сергей Николаевич мои ожидания оправдал. Он не орал, нет, но лекцию прочел — длинную и нудную до зевоты. Монолог был как раз в самом разгаре, когда у подполковника истерично и как-то истошно зазвонил мобильник.
— Сиди, — бросил он, отвечая на вызов. Я меланхолично пожал плечами, оставаясь на месте. Голос в трубке был явно женским и явно очень взволнованным. О чем бы ни говорила звонившая, но это заставляло Сухаря хмуриться и напрягаться, с каждым мигом все сильнее и сильнее. Заставило меня проявить несвойственное любопытство и прислушаться.
— Сильно? — Николаич перевел серьезный, слегка задумчивый взгляд на меня.
— …ени знать? Хіба … скаже?
— Я понял. Я пришлю к вам кого-нибудь из наших. Только предупредите ее, чтобы готова была, — трубка что-то ответила, и подполковник отключился, что-то быстро накарябал на листке бумаги и протянул мне.
— Сейчас поедешь по этому адресу. Там на девушку, что пирожки сегодня принесла, то ли напали, то ли еще что-то. В общем, твоя задача разобраться, только тихо.
Я выгнул бровь, не торопясь брать бумажку.
— Волков, я терплю тебя в своем отделе постольку-поскольку. Ты уже накосячил, второго косяка не будет. А это возможность искупить первый.
Листок перекочевал ко мне, и через двадцать минут моя машина влилась в поток на МКАДе, а в голове рефреном зудело: «Идёт девочка по лесу, собирает цветы, поёт песенку, вдруг навстречу ей злющий волк. А Красная Шапочка вовсе его и не испугалась.
— Здравствуй, Красная Шапочка! — сказал волк. — Куда это ты собралась так рано?»
Бредовый сегодня день. Очень бредовый.
«Отель „Калифорния“» прочитал я надпись на отнюдь не калифорнийского вида трехэтажном строении и выгнул бровь. Серьезно?
Да это, скорее, избушка на курьих ножках или замок Кощея. Не знаю почему, но сам дом производил какое-то тяжелое впечатление. Он не был мрачным, не был запущенным или неухоженным, просто что-то витало в воздухе…. Запах… Смерти и слез.
Я тряхнул головой и подошел к крыльцу, потянул за ручку.
— … обсуждается! — донесся голос девчонки.
— Квитка моя гарна…
— Кит, мать твою, больно!
— Сочувствую.
— Вешай мне лапшу на уши.
Я обошел ресепшен, свернул в зал ресторана и зашел за барную стойку, проходя на кухню. Оглядел честную компанию, и… Бровь снова против воли поползла вверх. Красная шапочка сидела за столом на высоком стуле и напоминала воробья на жердочке, на стальной блестящей столешнице лежала открытая аптечка. Напротив Мары сидел какой-то бугай с ирокезом, туннелями и пирсингом везде, где только можно, и пытался обработать огромный порез на ладони, а сзади, положив пухлые руки на плечи, стояла уютного вида женщина и с тревогой следила за процессом. Стоило мне войти, компания дружно замолчала, и все головы повернулись ко мне.
