Книга Велесова ночь - Лариса Капелле

С утра Анна закрутилась в вихре неотложных дел. Сначала надо было выбрать, каким путем отправить послание Паоло. Задача была не из простых, учитывая, что с одной стороны носить все это должно было вид самый невинный, но с другой, дойти достаточно быстро до адресата. Решила отправить с посольством воеводы Дорогомилова. Воевода был был заклятым врагом Софьи. Поэтому вряд ли ему придет в голову, что с его помощью переправляют нечто крамольное. С письмом отправила пару редких рукописей с описанием растений Московии, в которые и вписала нужные слова на персидском, обозначив значком. Об интересе Паоло к естествознанию знали все окружающие. Даже если люди Дорогомилова и поинтересуются, то ничего предосудительного не найдут. В конце концов, верховная боярыня княгини Софьи имела право отправить своему другу редкие рукописи в подарок.

Первая гора с плеч верховной боярыни свалилась, и Анна сразу почувствовала облегчение. Следующей задачей было навестить братьев Альбинони. Нужно было убедиться, что дорогие Софье гости размещены со всеми удобствами и нужды ни в чем не испытывают. А заодно и присмотреться повнимательнее к Лыкову. Анна была уверена, что ничего интересного про убийство Бориса Холмогорова не узнает, но попытаться все-таки стоило. Быстрым шагом боярыня вышла из дворца и направилась к себе. Правда, зайдя в отведенные им с Василисой палаты, сморщилась и сразу же заткнула уши. У ее преданной служанки, по всей видимости, было лирическое настроение.

Надо сказать, что несмотря на преданность и исключительную ловкость карлицы, у нее все-таки было несколько слабостей, доставлявших некоторые неудобства ее хозяйке. Первым пристрастием была беззаветная любовь Василисы к музыке. Проблема была в том, что любовь была настолько же беззаветная, насколько безответная. Музыкальный слух у маленькой женщины не просто отсутствовал начисто, а находился где-то в отрицательных величинах. То есть, если про неспособного к музыке человека говорят, что ему медведь на ухо наступил, то по Василисиным ушам протопталась целая стая экзотических животных, называемых слонами. Но это никак не помешало упрямой карлице вбить себе в голову, что ей подвластны любые музыкальные инструменты.

"Естественно, подвластны, – думала с оттенком безнадежности Анна, – тем более, что ни у лютни, ни у виолы, ни у свирели выбора совершенно не было". Поэтому в минуты лирического настроения карлицы всем оставалось только зажимать уши и исчезать под любым удобным предлогом из покоев. Гусли издавали дребезжание плошек и чашек, свирель выводила кладбищенские вопли, музыка лютни напоминала артель жестянщиков в разгаре рабочего дня, ну а виола производила такой набор звуков, словно кто-то тянул за хвосты целую дюжину облезлых уличных котов.

Следующей страстью было пение. Поэтому в особо грустные минуты, а надо сказать, что по характеру она была скорее не шутихой, а трагической актрисой, Василиса пела, подыгрывая себе на лютне. В такие минуты, а то и часы, из дома можно было выносить не только святых, но все, что под руку попадется. Голос у Василисы отличался такой пронзительностью, и пела она настолько фальшиво, что даже кремлевские палачи, к воплям, понятное дело, привыкшие, не выдерживали и бежали куда глаза глядят.

Правда, нужно было отдать должное ее самокритичности. Василиса признавала, что петь не умеет. И подвергала этой пытке свою госпожу только в самых крайних случаях зеленой тоски. Хотя у этой страсти были определенные плюсы. Им отвели покои в самом дальнем уголке раскиданных как попало дворцовых построек. Анну это вполне устраивало. Находиться непосредственно под оком Софии ей нравилось все меньше и меньше.

Боярыня все-таки нашла в себе мужество разжать уши и решительным шагом зашла внутрь помещения. Времени спасаться бегством у нее не было. На этот раз Василиса терзала свирель. По всей видимости, воображала себя пастушкой в окружении преданных фавнов. Буколическую картину дополнял подвывавший музыке приблудившийся неизвестно откуда пес. По его вдохновенной морде было понятно, что все это ему очень даже нравится.

– Василиса, нам нужно уходить, я же тебя предупредила! – нарушила идиллию Анна. – Нужно проверить, как устроился Альбинони у Лыковых.

Кладбищенское завывание прекратилось, пес обиделся и залаял на верховную боярыню. Но пришедшая в себя Василиса пнула товарища с наслаждением ногой и вытащила его за загривок во двор. Потом также деловито накинула легкую душегрейку и повела барыню к Лыковым.

Привычная Василиса, изучившая все улочки и закоулки Москвы как свои пять пальцев, катилась шариком впереди. Анна еле поспевала за карлицей. К счастью, дворянин Государева двора жил недалеко от Кремля, и большая часть дороги проходила по деревянным мостовым. Правда, часть досок прогнила, и зазевавшие прохожие частенько проваливались в грязь. Дожди в октябре были обильные, а морозы еще не подоспели, поэтому коричневую глинистую почву основательно развезло. Анне приходилось быть вдвойне осторожной. Там, где легкая как перышко Василиса проходила без помех, Анна вполне могла завязнуть по колено.

Наконец показались окруженные частоколом хоромы дворянина Лыкова. Ворота отворились бесшумно, во дворе царила обычная для больших дворов суета, на их приход никто не обратил особого внимания. Только одна девка мельком взглянула на пришедших и нырнула куда-то в погреб. Оттуда тут же выскочила дородная женщина, занимавшая, судя по всему, особое место в поместье, следом показался высокий мужчина того же возраста, скорее всего тиун (управляющий – прим. автора), во всяком случае одет он был в хорошо скроенный кафтан и держался с достоинством. Они вопросительно посмотрели на пришедших, оценили богатую одежду Анны и поклонились. Первой заговорила женщина.