Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 82
Ранние школьные годы мастера отмечены чувством одиночества и бессилия. К пятому классу Хаяо сменил четыре школы. Его семья уехала из прекрасного поместья деда и вернулась в Токио, в дом в Эйфуку в районе Сугинами. По словам Оидзуми, дом в Эйфуку послужил моделью дома в «Тоторо». Только, в отличие от дома Сацуки и Мэй, который находится в деревне, Сугинами располагался прямо на окраине Токио, в приятном районе с зелеными насаждениями и хорошими школами. Братья Миядзаки посещали «хорошую школу, где нужно было усердно учиться, но никого не заставляли страдать»[44].
С каждым переездом Миядзаки становилось всё больше не по себе, а переезд в Эйфуку «потряс основы моего существа. Всё было как в тумане – я смотрел в учебник, но ничего не понимал… [а] если я и этого не могу понять, то что же мне делать?»[45].
Миядзаки считает, что его брат Арата защищал его от еще более сложных аспектов этих изменений. Арата был хорошо сложен, ему легко давался спорт (и борьба), он был прирожденным лидером, а Хаяо предпочитал оставаться в тени, читать и рисовать. «Интроверт, – вспоминал Арата, – мягкий, не очень спортивный. Что ему по-настоящему нравилось, так это читать книги и рисовать картины. Я тратил свои карманные деньги на еду. Хаяо тратил их на книги!»[46]
«Больше, чем мангу, – рассказывает режиссер, – я читал книги». «Граф Монте-Кристо», «Три мушкетера», «Узник Зенды», они окажут особое влияние на его первый художественный фильм, «Замок Калиостро»[47]. Ему понравились и книга «Путешествия Гулливера», и ее экранизация Макса и Дейва Флейшеров, чью студию режиссер одобрительно сравнивал со студией Диснея. В захватывающих историях, рассказанных в этих произведениях, юноша нашел вдохновение для невероятных приключений, они и станут визитной карточкой миров Миядзаки.
Юный Хаяо ценил и небольшие и более личные драмы о детях, часто о девочках, вроде «Таинственного сада» и «Хайди» – романа о девочке, которая живет в Швейцарских Альпах, эту историю они с Такахатой успешно экранизируют в телесериале. Погружение в эти работы, должно быть, и подтолкнуло развитие невероятной способности Миядзаки создавать на экране милых и реалистичных детских персонажей.
Еще больше визуальных образов и других форм фантастических приключений пришли из манги, которая быстро стала основным развлечением детей в Японии.
Как и большинство маленьких японцев в поствоенное время, Миядзаки обожал мангу Тэдзуки Осаму, художника и аниматора, чье влияние на популярную культуру превзойдет только его собственное, и только после того, как он сможет преодолеть подавляющее влияние мастера на свое раннее творчество. Хотя Миядзаки никогда не терял любви к литературе, к старшим классам он полностью погрузился в чтение и рисование манги.
Его любовь к чтению, искусству и фантастическим приключениям подстегивала растущая потребность убежать от домашних трудностей. Когда мать заболела туберкулезом, попала в больницу, а затем осталась прикована к постели дома, детство мальчика фактически закончилось. Из-за недееспособности матери мальчикам – всего их было четверо – пришлось заботиться о себе самим. Миядзаки с сильным негодованием вспоминает о том, как ему пришлось стать «хорошим ребенком» и взять на себя готовку и стирку[48].
Чтение и рисование давали ему творческую реализацию и помогали избежать ужаса, который он испытывал при возвращении в дом, казавшийся ему всё более пустым. Одна горничная сменялась другой, а те, кто продержался хоть какое-то время, не питали к Хаяо никакой симпатии, и он вспоминает, как постоянно «воевал» с прислугой[49]. «Я всегда чувствовал необходимость извиняться за свое существование, – признается он в одном интервью много лет спустя. – У меня не осталось приятных воспоминаний из детства – до поступления в университет я чувствовал только унижение… и я работал, чтобы всё забыть, и почти забыл»[50].
Глубокая связь Миядзаки с потерянным детством – одна из самых сильных в его жизни как рассказчика – лежит в основе богатых детских образов. В ранних работах мы видим чудесные фантастические миры и удивительно реалистичных юных персонажей, а в третьем фильме, любимом всеми «Тоторо», искусно сочетаются фантазии о побеге от реальности и болезненные переживания его собственного детства.
Картину «Мой сосед Тоторо» мы более подробно обсудим позднее, а сейчас важно отметить предположение критика Хикару Хосоэ о том, что в ней Миядзаки спроецировал себя самого на двух сестер, главных героинь[51]. Отношения режиссера с братом Аратой можно увидеть в искренних эмоциях младшей сестренки Мэй и ее зависимости от старшей сестры Сацуки. Именно Мэй первая встречается с лесным духом Тоторо, который утешает их и помогает им. Общительная и деятельная Сацуки в некотором смысле соотносится с Аратой и также служит примером «хорошего ребенка», как Миядзаки называл сам себя. Десятилетняя Сацуки берет на себя семейные обязанности во время болезни матери.
Говоря о «Тоторо», Миядзаки явно сравнивает себя с Сацуки: «Десятилетний ребенок может управляться на кухне. И я управлялся. А еще я убирался, топил баню и готовил».
Сацуки, по словам художника, «слишком сильно старается быть хорошей»[52].
Для режиссера, который сделал себе имя на семейных анимационных фильмах, Миядзаки выразил удивительно сильное чувство обиды, даже ярости, к отношениям ребенка и взрослого и как-то сказал детям: «Не дайте родителям вас съесть»[53]. Такой запрет предполагает злость и враждебность по отношению к родителям, и эти чувства заслуживают дальнейшего изучения.
Корни этой обиды, вероятно, проистекают из его отношений с отцом. Миядзаки проявляет почти полное отсутствие уважения к своему отцу и чувство сродни подлинной неприязни. Поначалу это кажется удивительным, потому что многие отцы в мирах Миядзаки – невероятно порядочные люди, от доброго отца в «Тоторо», который любит играть с детьми, до трудолюбивого морского капитана Коити в «Поньо». Но ни одна из этих фигур не является мужественной в традиционном смысле. Например, мы видим, как Коити командует его жена Риса. Общее отсутствие отцовской власти особенно интригует тем, что в патриархальной довоенной Японии, где родился Хаяо, отец считался абсолютным главой семьи. В японской традиции нужно было «бояться четырех вещей: грома, огня, землетрясений и отца».
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 82
