— Джослин, а может, ты неверно истолковала обрывок разговора? Может, ты все перепутала? Нельзя ломать жизнь из-за того, что кто-то не повесил трубку.
Или все-таки можно?
— Я расскажу, что услышала, — отозвалась Джослин. — Лесли сказал: «Запри дверь, Анита, и садись ко мне на колени». Потом прозвучал женский голос: «Лесли, ты же просил сегодняшней почтой отправить письмо Остину». На это Лесли заявил: «Ладно, совместим полезное с приятным». Теперь тебе ясно, что он имел в виду?
Поразмыслив, Розали предположила:
— А если все это тебе послышалось?
Но она тут же вспомнила, как однажды Лесли Бек подкрался к ней сзади, когда она делала сандвичи, вспомнила, как прилипал к коже мокрый прибрежный песок, и поняла, что Джослин не страдает слуховыми галлюцинациями.
Внезапно Розали перестала мучиться от ревности, перешла на сторону Лесли Бека и Аниты и искренне пожелала им счастья: Джослин была не из тех женщин, которые вызывают у мужчины желание подкрадываться к ним сзади. Чтобы добиться своего у Джослин, Лесли полагалось сначала вымыться и попросить разрешения, которое ему давали крайне неохотно. Несомненно, к той же породе относилось большинство женщин, бывающих у Беков на званых ужинах для избранных, тех женщин, что носили не грубоватые украшения в этническом стиле на руках и шеях, а настоящие бриллиантовые броши, тщательно выбирая для них место. Мы же, второй эшелон, не торговали своим телом, зная, что спрос на него невелик. Мы добровольно отдавали его, делая это, пожалуй, даже слишком охотно, чтобы придать пикантность супружеству ради наших детей и наших мужей. Подозреваю, что мы с Розали и Сьюзен вышли за мужчин, сексуальная энергия которых уступает нашей, — другими словами, за порядочных мужчин. Мы из племени соблазнительниц, а не тех, кто сначала ломается, а потом все равно уступает. Первым в отличие от вторых редко дарят меха и бриллианты. Впрочем, тогда мы в них не нуждались. Мы предпочитали овладевать душами мужчин, а не рассчитывали получить их деньги.
Мэрион понаблюдала за всем этим из полуподвальной квартиры и навсегда отказалась от замужества. В начале семидесятых у нее внизу было темно и сыро, и только много позже полуподвал перестроили, превратив из места, где располагались кладовые и клетушки для слуг, во вполне приличную квартиру с садом. Но прежде Мэрион заработала там астму.
Вернемся, однако, к судному дню. Джослин встала из-за стола, сбросила халат и голая вышла из комнаты. Розали восхитилась розовым упругим совершенством ее тела, дерзко торчащей высокой грудью, упругими ягодицами и общим ощущением недоступности. Но Джослин не требовала восхищения, ей просто хотелось поскорее переодеться. Розали подобрала ее халат и аккуратно свернула. Лесли Бек терпеть не мог беспорядка. Он считал, что вещам полагается висеть в шкафу. Свою собственную одежду он старательно складывал даже в тех случаях, когда его пенис достигал ровно десяти дюймов, одной седьмой роста.
Джослин вернулась, одетая в скромную белую блузку и темно-синюю юбку.
— Куда ты собралась? — удивилась Розали. — Смотри не наделай глупостей. Ты же приняла транквилизаторы.
За время отсутствия Джослин она успела напоить Кэтрин молоком из холодильника Беков и дать ей печенья из вазы Беков: Розали считала, что ее дочь имеет право на еду в этом доме.
Джослин направилась к телефону. Сначала она позвонила в ближайшую мастерскую и попросила сменить дверной замок. Потом набрала номер своей матери.
— Мамочка, мне так плохо! — запричитала она. — Лесли решил меня бросить. У него роман с секретаршей. Папа должен немедленно прекратить выплаты и забрать машину!
Из сада донесся плач Хоуп или Серены. Кто-то из девочек упал с качелей, точнее, ветка не выдержала и сломалась. У яблони мягкая древесина, на ее ветки не следует вешать качели, но попробуйте втолковать это кукушатам с Ротуэял-Гарденс, которые наконец-то обрели дом в чужом саду! Розали бросилась в сад на помощь. Хоуп лежала под яблоней, скорчившись на траве, Серена задыхалась — у нее начался приступ астмы. Беспомощные дети, мелькнуло в голове у Розали. Лесли Бек вряд ли может гордиться ими, а он так любит чем-нибудь гордиться. Джослин продолжала говорить по телефону — уже со своим адвокатом. Она требовала развода на основании проявлений жестокости со стороны Лесли, а до суда — постановления, запрещающего Лесли приближаться к дому.
— Джослин! — взмолилась Розали, вернувшись в дом с Хоуп на руках. — Прошу тебя, не спеши! Для начала хотя бы поговори с Лесли!
Но Джослин не слушала.
К счастью, к тому времени Мэрион вернулась с лекции и вызвалась отвезти Хоуп в больницу, на рентген и осмотр — убедиться, что у девочки нет сотрясения мозга. Серену она прихватила с собой, потому что у нее посинели губы. Что и говорить, день выдался богатым событиями. После затишья разразилась буря.
Мэрион повезла детей в больницу на машине Джослин.
— Может, поедешь с ними? — спросила Розали у Джослин. — Ты же их мать.
— С Хоуп все в порядке, — заявила Джослин. — Я сама в детстве то и дело вылетала из седла, но отделывалась синяками. А Хоуп лишь упала с качелей. Серена просто требует внимания. Ей обидно видеть, как все носятся с Хоуп. Если Мэрион хочется суетиться и волноваться, пусть хлопочет. По-моему, ей просто нужен предлог, чтобы выпросить машину.
Она направилась в спальню, и Розали зашагала следом, поскольку Джослин где-то разыскала садовые ножницы. В спальне Джослин вытащила из набитого шкафа дорогие, но мешковатые костюмы Лесли и свалила их на кровать, а потом, схватив брюки, разрезала их от промежности до пояса. Уснувшая в коляске Кэтрин осталась на кухне. Розали вновь напомнила Джослин, что та приняла транквилизаторы, побочным эффектом чего стал приступ агрессивности, умоляла ее просто посидеть, твердила, что это она, Розали, во всем виновата. Она заметила, что, если бы Джослин согласилась просто дождаться возвращения Лесли и спокойно поговорить с ним, возможно, предложить визит к семейному психологу, проблема разрешилась бы сама собой, а брак только укрепился бы. Неужели ей не жаль прежней жизни? Зачем ставить на карту все сразу: дом, детей, друзей? Но Джослин продолжала упрямо щелкать ножницами.
— Этот человек помешан на сексе, — выпалила Джослин. — Он животное. Он омерзителен. За эти костюмы платил мой отец. Значит, я могу распоряжаться ими, как захочу.
Лесли рассказал Сьюзен, та — Розали, а Розали — мне, будто Джослин соглашалась заниматься сексом раз в шесть недель и считала, что это более чем великодушно. Видимо, еще в детстве отец объяснил Джослин, что секс раз в два месяца — это норма, и Джослин вбила себе в голову, что «сношения», как она это называла, должны происходить именно с такой частотой. Ее отец был врачом — разве она могла сомневаться в его правоте? Все мы знали, в каком положении очутился Лесли, но никогда не обсуждали это, считая подобные сведения конфиденциальными, и были правы. А Джослин все презирали, поскольку считали ее поведение низостью.
Кроме размера, количества комнат и ширины лестниц, главным отличием дома номер двенадцать по Ротуэлл-Гарденс от наших домов было отсутствие книжных шкафов. Лесли и Джослин читали преимущественно газеты, правда, Джослин неизвестно зачем выписывала «Вог». Мы же читали романы и потому имели приблизительное представление о том, что происходит в других семьях, даже Уоллес носил в рюкзаке триллеры и читал их в палатке во время снежных бурь. Иногда Джослин почитывала биографии знаменитостей, но поскольку биографы редко упоминают о таких подробностях, как частота половых сношений, идея двух месяцев крепко засела в голове Джослин и вытеснить ее было невозможно. Мы предпочитали думать, что участь Джослин — наглядный пример тому, как уныла и безотрадна жизнь богачей. Таким способом мы глушили зависть и гордились собой.
