Обогнув внедорожник, Роф открыл заднюю дверь Эскалейда.
– Исцели своего парня. Я разберусь с телом.
Когда он поднял безжизненное тело гражданского и развернулся, взгляд Ви застыл на избитом до неузнаваемости лице.
– Черт побери, – выдохнул он.
В этот момент Бутч вывалился с водительского сиденья, и выглядел он ужасно. Повеяло детской присыпкой, колени подогнулись, и он едва успел ухватиться за дверь, чтобы сохранить равновесия.
Вишес бросился к копу, обхватил парня руками и прижал к себе.
– Черт, приятель, ты как?
– Готов... к рок-н-роллу. – Бутч вцепился в своего лучшего друга. – Постоять бы немного под инфракрасной лампой.
– Исцели его, – сказал Роф, направляясь в клинику. – Я пойду внутрь.
Когда он ушел, двери Эскалейда закрылись одна за другой, а потом вспыхнул яркий свет, словно луна прорвалась сквозь тучи. Он знал, чем они занимались во внедорожнике, потому что наблюдал за процессом исцеления пару раз: они тесно прижались друг к другу, белый свет от руки Ви поглотил их обоих, и зло, которое вдохнул в себя Бутч, просачивалось в Ви.
Слава Богу, что копа можно очистить от этого дерьма. Также повезло, что Ви был целителем.
Роф подошел к первой двери клиники и посмотрел в камеру видеонаблюдения. Его тут же пустили внутрь, и как только открылся замок, панель отъехала в сторону, открывая потайную лестницу. На то, чтобы спуститься в клинику, ушло совсем немного времени.
Короля расы, с мертвым мужчиной на руках, не задержали ни на секунду.
Он помедлил на площадке, когда открылся последний дверной замок. Посмотрев в камеру, он сказал:
– Достаньте каталку и покрывало.
– Мы уже идем, мой господин, – ответил тонкий голос.
Секунду спустя, две медсестры открыли дверь, одна разворачивала простынь, превращая ее в ширму, другая подвела каталку прямо к основанию лестницы.
Сильными и осторожными руками, Роф опустил тело гражданского так аккуратно, словно мужчина был жив, а все его кости переломаны; потом медсестра, которая управляла каталкой, развернула еще одно сложенное квадратом покрывало. Роф остановил ее, прежде чем она укрыла тело.
– Это сделаю я, – сказал он, забирая простыню.
Поклонившись, она отдала ему ткань.
Священными словами на Древнем языке, Роф превратил скромное хлопковое покрывало в погребальный саван. Закончив молитву за душу мужчины, пожелав ему свободного и легкого пути в Забвение, он вместе с медсестрами отстоял минуту молчания, прежде чем накрыть тело.
– У нас нет его удостоверения личности, – тихо сказал Роф, расправляя края покрывала. – Кто-нибудь из вас узнает его по одежде? Часам? Чему-нибудь еще?
Обе медсестры покачали головами, а одна пробормотала:
– Мы положим его в морг и будем ждать. Это все, что мы можем сделать. Семья сама придет сюда, разыскивая его.
Роф задержался, наблюдая, как увозят тело. Без серьезной на то причины, он обратил внимание, что правое переднее колесо каталки дрожало, словно оно было на новой работе первый день и беспокоилось о том, какое впечатление произведет… Роф знал это не потому, что видел колесо. Он слышал, что передняя ось разрегулирована.
Неисправность. Невыполнение своего предназначения.
Тоже, что и с Рофом.
Эта гребаная война с Обществом Лессенинг шла слишком долго, и, несмотря на власть в его руках и решительность в сердце, раса не побеждала: сдерживание атак противника – тоже проигрыш, потому что невинные продолжали гибнуть.
Он повернулся к лестнице и ощутил страх и благоговение двух женщин, сидящих на пластмассовых стульях в комнате ожидания. Они судорожно подскочили на ноги и поклонились ему, почтение осело в кишках, словно удар по яйцам. Сюда он доставил очередную, но далеко не последнюю жертву войны, а эти двое все равно почитали его.
Он поклонился им в ответ, но не смог произнести ни слова. Сейчас его словарь пестрил лучшими высказываниями Джорджа Карлина[31], и все они были направлены на него самого.
Медсестра, которая держала ширму, закончила складывать простынь.
– Мой господин, может, у вас найдется минутка, чтобы зайти к Хэйверсу? Через пятнадцать минут, когда он выйдет из хирургии? Кажется, вы ранены.
– Я должен вернуться к… – Он остановил себя прежде, чем слово «сражение» выскочило изо рта. – Я должен идти. Пожалуйста, сообщите мне о семье этого мужчины, хорошо? Я хочу встретиться с ними.
Она поклонилась до пояса и ждала, потому что хотела поцеловать массивный черный алмаз, который покоился на среднем пальце его правой руки.
Роф закрыл свои слабые глаза и протянул то, чему она хотела оказать почтение.
Ее холодные пальцы легко коснулись его кожи, дыхание и губы были едва осязаемы. И все же ему казалось, будто с него снимали кожу.
Выпрямившись, она с благоговением произнесла:
– Желаю вам доброй ночи, мой господин.
– Желаю вам того же, верноподданная.
Развернувшись, он взбежал по лестнице, ему требовалось больше кислорода, чем могла предложить клиника. Достигнув самой последней двери, он врезался в медсестру, которая спешила в клинику также сильно, как он стремился вырваться наружу. От столкновения черная сумка слетела с ее плеча, и он едва успел поймать девушку, прежде чем она упала на землю вслед за своими вещами.
– Вот черт, – рявкнул он, падая на колени, чтобы поднять ее вещи. – Извините.
– Мой господин! – Она низко поклонилась ему, и лишь потом, по всей видимости, сообразила, что он поднимает ее вещи. – Вы не должны делать этого. Пожалуйста, позвольте мне…
– Нет, это моя вина.
Он запихнул в сумку то, что оказалось юбкой и свитером, и почти ударил девушку головой, подскакивая на ноги.
Он еще раз схватил ее за руку.
– Черт, прости. Еще раз.
– Я в порядке, честно.
Сумка спешно перешла в другие руки, от торопившегося к суетившейся.
– Все на месте? – спросил он, готовый молить Деву-Летописецу о скорейшем выходе из клиники.
– Ах, да, но… – Ее тон переключился с почтительного на профессиональный. – Мой господин, Вы ранены.
Он проигнорировал ее комментарий и убрал свою руку. Успокоившись тем, что она твердо стояла на ногах, он пожелал ей доброй ночи и попрощался на древнем языке.
– Мой господин, Вам следует…
– Простите, что врезался в вас, – крикнул он через плечо.
Роф толкнул последнюю дверь и обмяк, когда в легкие начал поступать свежий воздух. Глубокие вдохи прочистили мозги, и он позволил себе прислониться к алюминиевой обшивке клиники.
