Кружится голова и рябит в глазах. Пальцы дрожат и холодный пот заливает лицо. Безвольно тело, бессильны мышцы, чужой, тяжелый язык словно присох к небу.
Кто я?
Что я?
– Лишь скажи…
«Дур-ррак!!!»
– Скажи…
«Пр-рроснись, дур-ррак!!!»
– Ну же!
– Да…
«Не-еее-т!!!»
– Я… хочу… этого…
Чернота. Чернота клубилась, свивалась кольцами, как призрачная змея, черноте не было предела, как нет предела Изначальному, имя которого – Ничто. Но на этот раз я был чернотой. А слабый, тусклый огонек, жег меня, раздирая мою сущность той болью, перед которой физическая боль – меньше чем ничто. Лишь одно средство было против этой боли, и чернота, которая была мной и которой был я, давила на него со всех сторон, с каждым бесконечным мгновением отнимая от него по крохотной частице, делая его частью себя. Он становился всё слабее. Кажется, я кричал…
Герб. Принятый
Последняя ночь.
Чуть слышно поет ветер, чуть слышно шепчет за окном холодный дождь.
Последняя ночь.
Бесценные фолианты и свитки и вся вековая мудрость, заключенная в них, небрежной грудой свалены в темном углу. Какой в них сейчас смысл?! О каких молитвах сейчас можно говорить?! Ведь эта ночь – последняя. И когда наступит завтра… если наступит завтра… всё это не будет иметь ровным счетом никакого смысла, одновременно обретя иной, всепоглощающий смысл.
Сейчас время, когда уже не чувствуешь усталости, зато очень остро чувствуешь все запахи, таящиеся в спящем городе, даже те, о которых ты совсем недавно и не подозревал. Когда не слышишь голодного бурчания в животе, но различаешь малейшие звуки, и дело вовсе не в тренировках, на протяжении многих и многих дней оттачивавших слух. Просто слышишь всё то, на что совсем недавно вряд ли обратил бы внимание, машинально складывая из этого целые картины.
Вот пробежала мышь, тихонько скребя коготками по камням. Не иначе, как с кухни: сытая и довольная. Даже не особенно боится, а спешит – так, из природной суетливости…
Вот сухо кашлянул на башне караульный, а вот ножны его меча едва ощутимо задели за стену, когда он поворачивается, отсчитав положенное количество шагов от одного угла до другого…
Вот вода стекает со стрельчатой крыши. Капли скатываются вниз, сливаясь одна с другой, превращаясь сперва в одну большую каплю, потом в струйку. Эта струйка, наконец, достигает обрыва, на мгновение замирает на его краю, потом всё-таки падает, вновь превращаясь в большую каплю. Она ударяется о камень балюстрады и разлетается на множество маленьких капелек, каждая из которых по уже пройденному сценарию продолжает свой неблизкий путь далеко-далеко вниз, к мокрому граниту мостовой…
Позвольте, а это что за звук? Что-то тяжелое, плотное, мягкое глухо и ритмично стучит в обоих ушах. Бум-бум, бум-бум, бум-бум. А-а, всё в порядке. Это просто сердце. Гонит по жилам горячую, молодую кровь, которая от волнения, должно быть, уже давно и не кровь вовсе, а чистая ртуть, стучит не умолкая: «Зав-тра, зав-тра, зав-тра…»
А вот это? Не совсем понятно, где находится источник звука: слабое царапанье будто бы доносится откуда-то из-под потолка, но этого просто не может быть – над тобой нет ничего, кроме крыши, на которой и кошке не удержаться, да еще ночного неба, изливающего на Львиный город потоки холодных ноябрьских слез. А обостренные органы чувств всё равно повторяют: там, там, там.
Огарок такой маленький. Так хотелось затеплить его перед рассветом, побриться и помыться при свете, почистить одежду. Но нет, любопытство и какое-то странное беспокойство сильнее. Осталось только найти трутницу, кремень и кресало… ага! Чирк! Чирк! Чирк! Проклятие! Неужели отсырел? Ну же, во имя Четырех! Чирк! Чирк! Ну, наконец-то! Теперь всё лишнее – на пол, стол – к стене, вплотную. Что там?
Под самым потолком не хватает одного кирпича. На том месте, где он был – ни пыли, ни грязи, ни остатков раствора. Совершенно очевидно, что он намеренно не был закреплен. И вытащили его только что. Но кто? И зачем?
– …я рад, что вы пришли.
Голос! Этот голос знает любой в Цитадели: от поваренка с кухни до членов Совета. Вроде бы и нет ничего особенного в нем – голосе Делонга Невозмутимого, Одного меж Четырех, главы Алого Братства, – но несомненно, что всякий различит этот голос, всегда спокойный и уравновешенный, в самой большой толпе.
Из отверстия тянет холодным воздухом, но вовсе не от этого по телу принятого бегут мурашки озноба. Что делает великий Делонг там, в соседней комнате, глубокой ночью? С кем говорит?
– Деметрий. Невор. И, конечно, ты, достойнейший меж прочими, владыка Шандор. От имени Цитадели я приветствую вас всех.
Деметрий? Невор? Шандор? Но ведь это… Нет, не может быть! Должно быть, это какая-то ошибка!
– Дом Стоящего Льва оказал всем нам высокую честь. – Невероятно! Да тише ты, сердце! Ты колотишься о ребра с такой силой, что твой глупый стук, должно быть, слышен на том берегу реки!
– Я долго думал над вашим предложением, властители. Должно быть, слишком долго, с вашей точки зрения. Но постарайтесь меня понять: вот уже более двух десятков лет я говорю не за себя, а за всё Алое Братство. И никогда, на протяжении нескольких столетий, ни перед одним главой Братства не стояла такая трудная задача, от решения которой зависело бы столь многое.
Голос Делонга как всегда спокоен, даже чуть насмешлив. Конечно, эти трое – старшие в одном из двух Домов, вот уже шесть столетий определяющих политику Лайдора, а значит, в той или иной мере и всего Северного Предела, с тех самых пор, когда пресекся род королей. Но при всём этом они – меньше, чем никто пред лицом главы Братства. Ибо гласит шестая заповедь: «Не бывать ничьему слову поперек слова трех, кроме слова одного, поперек слова одного же – лишь слово Мудрого», и вторит ей заповедь девятая: «Да будет всегда Братство выше власти и борьбы за нее, но станет гарантом и защитником той власти, что избрана законом и Четырьмя».
– …ваши аргументы убедили меня. Вы должны знать, что сегодня утром Серебряная Маска отбыл в неизвестном направлении. Летописи свидетельствуют: никогда прежде Мудрый не покидал Северного Предела накануне избрания нового совета, поскольку он, как и Братство, – гарант законной передачи власти в Лайдоре. В том, что это случилось сейчас, я склонен усматривать доброе предзнаменование: Всеблагие видят и знают всё, и лишь повинуясь их воле Мудрый всякий раз совершает Переход. Следовательно – благосклонны Они к грядущим переменам. В Лайдоре вновь должен появиться король.
Так, значит… Завтра избирается новый совет Лайдора! Традиционно, на рассвете каждый из членов старого совета провозгласит своего преемника, а потом, после официального утверждения, новые отцы государства изберут себе главу. В этот раз по традиции им должен стать кто-то из членов Дома Лежащего Льва – извечного политического противника тех трех, что беседуют сейчас с Делонгом. Именно поэтому сегодня, как и всю предыдущую неделю, к каждому члену Дома Лежащего Льва, от грудных младенцев до дряхлых стариков, приставлен страж и защитник из числа алых братьев. И втрое больше отборных бойцов стерегут покой членов старого совета, окружив невидимым и непроницаемым кольцом не только вот уже неделю наглухо закрытую ратушу, но и все подходы к ней.
