То, что было и ушло, Должно начаться вновь. То, что ушло и было, Возродится в чудесном зелье, Вернется в котел Во славу алхимии.
Эхо
Представьте себе место, в котором, как нигде в целой Цамонии, сосредоточились все возможные болезни! Маленький город с кривыми улицами и покосившимися домами, над которым на темной скале возвышается жуткий черный замок. Город, в котором встречаются самые редкие бактерии и самые курьезные болезни: мозговой кашель и печеночная мигрень, желудочная свинка и кишечный насморк, ушное шипение и почечное уныние. Карликовый грипп, который поражает только тех, чей рост не превышает одного метра. Полуночная головная боль, которая случается только в первый четверг каждого месяца и, начинаясь в полночь, прекращается ровно в час. Фантомные зубные боли, возникающие исключительно у людей, имеющих вставные челюсти.
Представьте себе город, в котором аптек и магазинов с лечебными травами, знахарей и стоматологов, изготовителей костылей и перевязочных средств больше, чем где бы то ни было на континенте! Город, в котором друг друга приветствуют причитанием «Ах-ах-ах!» и прощаются призывом «Выздоравливайте!». Город, в котором пахнет эфиром и гноем, рыбьим жиром и рвотным средством, йодом и смертью.
Город, в котором не живут, а прозябают. Где не дышат, а хрипят. Здесь не смеются, а лишь сокрушаются.
Представьте себе место, где дома имеют столь же болезненный вид, что и их обитатели! Здания с горбатыми крышами и бугристыми фасадами, с которых сыплется мох и отваливается штукатурка. Дома, как чахоточные больные, опирающиеся друг на друга, чтобы окончательно не рухнуть. Дома, с трудом удерживаемые в вертикальном положении каркасом, как костылями.
Можете себе это представить? Хорошо. Тогда вы в Следвайе.
В то время в этом городе жила одна пожилая женщина, у которой был царапка[1] по кличке Эхо. Она назвала его так, потому что в отличие от всех обычных кошек, которые у нее были раньше, эта могла говорить человеческим голосом.
Когда пожилая женщина умерла от старческой немощи – впрочем, довольно мирно, во сне, – это стало первым настоящим несчастьем, которое пришлось испытать Эхо в его жизни. До сих пор у него была уютная жизнь домашней кошки с регулярным питанием, изобилием свежего молока, крышей над головой и комфортабельным кошачьим туалетом, который чистился дважды в день.
Эхо вновь оказался на улице, выгнанный из дома новыми хозяевами, которые терпеть не могли кошек. Прошло совсем немного времени, и царапка, в котором не было ни малейшей криминальной жилки, чтобы бороться за место в беспощадной уличной среде, опустился и истощал. Его отовсюду гнали, его кусали и трепали бродячие собаки, пропали его жизнерадостность, его здоровые инстинкты, и даже изменилась его блестящая шерсть. Теперь он казался всего лишь призраком царапки. И, сидя с жалким видом на тротуаре, с грязной, вылезшей клочьями шерстью, выпрашивая у прохожих что-нибудь поесть, он понимал, что дошел до самой крайней точки своего существования.
Но жители Следвайи, будь то люди, полугномы или рубенцелеры, не испытывая сострадания, машинально, как лунатики, проходили мимо, что всегда было им свойственно. Они выглядели бледными и анемичными, под их глазами лежали темные круги, а взгляды были стеклянными и печальными. Они шли с поникшими головами и опущенными плечами, а некоторые, казалось, вот-вот прямо на ходу простятся с жизнью. Многие ужасно кашляли, хрипели или чихали, сморкались в большие, зачастую окровавленные носовые платки. У многих шеи были обмотаны теплыми шарфами. Но это была привычная картина. В Следвайе жители выглядели так всегда, и тот, кто являлся причиной этого, как раз появился из-за угла.
Айспин, очень страшный
И, будто завершая это безотрадное зрелище, по дороге шествовал мастер ужасок Айспин. Если бы кошмарный сон мог принять чей-то облик и оказаться в реальном мире, то он непременно выбрал бы Айспина. Старик походил на ходячее чучело, фигуру, сбежавшую из «пещеры кошмаров», при виде которой разбегаются все живые существа – от крошечного жука до могучего воина. Казалось, будто он гордо шагает под какой-то необычайный марш, который слышал только он сам, и каждый пытался уклониться от его уничтожающего взгляда, чтобы не ослепнуть, не быть проклятым или не подвергнуться гипнозу. Айспин шествовал по улицам, прекрасно понимая, что все его ненавидят и боятся. Это приводило его в упоение, и он не упускал малейшей возможности, чтобы посеять страх и ужас на улицах Следвайи.
Он прибил себе на подошвы железные пластины, чтобы издалека были слышны его твердые шаги. На его шее лязгала должностная костяная цепь, напоминая болтающийся на ветру скелет повешенного. От него исходил ядовито-горький запах – пахучая смесь эссенций, кислот и щелочей, которые он использовал в своих ужасных опытах. Эти запахи, которые у каждого, кроме самого Айспина, вызывали удушье и дурноту, прочно впитались в его одежду и ощущались прежде, чем он появлялся, так же, как и стук его каблуков, являя собой авангард невидимых телохранителей, расчищавших путь мастеру ужасок.
Все бросились бежать с улицы, и лишь тощий царапка остался на своем месте, терпеливо выжидая, пока страшный Айспин не появится из-за угла и не устремит свой колючий взгляд на единственное живое существо, осмелившееся встать у него на пути. Но даже этот взгляд не заставил Эхо ретироваться. Любой страх был ему чужд, кроме одного – страха голода, и он определял все его действия. Даже если бы из-за угла появилась сейчас стая диких оборотней, возглавляемая лесной ведьмой, Эхо все равно тешил бы себя бессмысленной надеждой, что кто-нибудь из них бросит ему что-то съедобное.
