Воображение так преувеличивает любой пустяк и придает емутакую невероятную цену, что он заполняет нам душу; с другой стороны, по своейбесстыжей дерзости оно преуменьшает до собственных пределов все истинновеликое, например, образ бога.
Эпизод 1
Преступления в Монпелье
Он сидел на террасе, наслаждаясь ярким полуденным летнимсолнцем. Это был один из немногих дней, когда можно себе позволить отдохнуть,расслабиться, наслаждаясь покоем и тишиной. Полученные за последнеерасследование деньги позволили ему приобрести билет в эти чудесные края. ЮгФранции в начале осени — это почти рай на земле. А он, хорошо знавший илюбивший Францию, никогда не упускал случая побывать на ее древней и такойживописной земле.
Ему нравилось во Франции все — величественные города имогучие крепости, словно вырастающие из дрожащего воздуха замки, ровные рядывиноградников в долинах Луары, мерное течение Сены и буйство разъяренной стихииу берегов Нормандии.
Он любил эту страну какой-то особенной, только ему ведомойлюбовью, словно Франция являла собой мечту, которую он воочию мог наблюдать.Ему было одинаково хорошо у виноделов Шампани и рыбаков Бретани, у фермеровПрованса и моряков Марселя. Он любил величественный Лион, пышный Версаль,своеобразную Тулузу, живописный Бордо. А как он любил Париж! Эта любовь,вспыхнувшая еще при первом знакомстве, казалось, поселилась в нем навечно.Улочки Монмартра, набережные Сены, Елисейские поля, где концентрация воздухастановилась такой отчетливой, что он почти физически ощущал, как вкушаетбожественное блюдо любви. В этом городе сам воздух был пропитан ароматами духовлучших модельеров мира, ароматами прекрасных женщин, составляющих славу и силугорода, и ароматами самого города, его бульваров и скверов, набережных и площадей.
Каждый раз, попадая во Францию, он старался побывать вПариже. Каждый раз, бывая в Париже, он старался пройтись по Елисейским полям.Каждый раз, проходя по этим бульварам, он выбирал себе новое кафе, чтобы,усевшись прямо на улице, вновь вкусить немного парижской любви.
В этот раз, воспользовавшись тем, что у него осталось ещедесять дней, он отправился на юг Франции, в Марсель.
Он любил не только города и площади, реки и замки, но исамих французов, дерзких, галантных, остроумных, немного консерваторов, немноголибералов; в каждом мужчине сидели и Гарпагон, и д'Артаньян, и Дантон, иРобеспьер, в разных концентрациях. В каждой женщине было немного от МанонЛеско, чуть-чуть от Жанны д'Арк и очень много от мадам Бовари. Он любилфранцузские вина и французскую кухню, французскую живопись и французскуюлитературу.
Он любил этот язык, немного приглушенный, с характернымпридыханием, словно специально созданный для любовников.
В Марселе он собирался отдыхать долго, документы, выданныеему еще в Москве, были в идеальном порядке, но неожиданный звонок прервал всеего планы.
Обычно он отклонял подобные приглашения. Но на этот разприглашал сам Стивен Росс, один из лучших криминалистов мира. Они были знакомыдавно, еще со времен совместной деятельности в Южной Америке. Позднее Росс ушелиз экспертного комитета ООН, где он был главным консультантом, и стал одним изведущих экспертов-криминологов Европы. Его статистические таблицы публиковалисьво многих зарубежных изданиях. Он читал лекции по всей Европе.
Теперь, сидя на террасе, Дронго ждал мистера Росса,внимательно следя за всеми незнакомцами, появлявшимися рядом с ним. Росс былпунктуален, как все англичане. Он появился ровно в три часа дня.
Это был высокий, подтянутый, начинающий седеть джентльмен снесколько вытянутым лицом и тяжелой челюстью. Рукопожатие было крепким. Дронговсегда нравились настоящие профессионалы.
— Как у вас дела, мистер… э… кажется… Саундерс?.. —засмеялся Росс. — Так вас звали в последний раз в Америке, где вы спасалиПрезидента?
— Это все проделки журналистов, — махнул рукой Дронго тогдапро меня написали много небылиц. А я был ранен и не мог возражать. Вот на меняи свалили все «заслуги».
— Пойдемте пить кофе, — пригласил Росс и, когда они ужеотошли от террасы, спросил озабоченно:
— Я слышал, у вас были неприятности с нашими спецслужбами?
— Это тоже только слухи. Просто меня немного задержали,чтобы разобраться с гибелью одной женщины, — Дронго помолчал. — Она покончила ссобой, — искренне сказал он, — я ничем не мог помочь.
В кафе далеко идти не пришлось. Оно было в ста метрах оттеррасы.
— Два «капуччино», пожалуйста, — попросил Росс. — Знаете,почему я вам позвонил? В Париже мне сообщили, что вы сейчас во Франции.
— Не знал, что моей персоной интересуются и французскиеспецслужбы, — засмеялся Дронго.
— Они не интересовались. Просто вы оставили свой телефон вРоссийском посольстве, а я был приглашен на прием. Представляете мою радость,когда я узнал о вашем приезде? Мы ведь встречались с вами в последний раз вдевяносто первом, в Австрии. Тогда еще так нелепо погибла американский экспертНатали Брэй.
Воспоминание о Натали больно отозвалось под лопаткой, занылосердце.
Это была его рана, которая так никогда и не заживала.
— Что-нибудь не так? — встревожился Росс, увидев, какпобледнел его собеседник.
— Все в порядке. Просто иногда у меня болит сердце. Старыеранения дают о себе знать.
— Вы знаете, зачем я позвонил? — оживился Стивен Росс. —Старая история насчет ваших «заслуг» попала снова в газеты. Вы, очевидно,слышали: какой-то ненормальный стрелял в Белый дом? Его уже нашли — абсолютноопустившийся тип, но газетчики стали раскручивать все такие истории и вышли навас, когда вам удалось предотвратить покушение на трех президентов ввосемьдесят восьмом.
— Когда это было! — недовольно заметил Дронго. — Зачемсейчас об этом писать?
— Вы были тогда как национальный герой. Про вас писали всегазеты мира.
Французские, правда, чуть меньше. Но теперь они решилинаверстать упущенное.
Теперь вы «герой по второму кругу» — уже во Франции.
— Поэтому вы хотели со мной встретиться?
— Нет, — Росс поблагодарил официанта кивком головы и взялсвою чашечку горячего кофе, — наши исследования в области криминологии всегдануждаются в серьезных предпринимателях, если хотите, в серьезном отношении кделу. В Англии почти весь наш фонд содержится на деньги Эдварда Харрисона.Может, вы о нем слышали? Винный король Европы, так его называли журналисты.
— Никогда не слышал, — Дронго потрогал кофе и убрал руку,решив, что еще горячо, — но при чем тут я?
