К концу XII века католическая церковь сделалась владычицей всего западного мира. В истории нет другого примера более полного торжества разума над грубой силой. В эпоху смут и кровавых битв гордые воины должны были склоняться перед служителями алтаря, которые не располагали никакой материальной силой и все могущество которых основывалось на внутреннем сознании верующих. Церковь превратилась в абсолютную монархию, и это породило духовный деспотизм, подчинивший все своей воле.
Глава I
Церковь
Самый скромный священник обладал сверхъестественным могуществом, которое ставило его выше окружающих людей. Как бы ни были велики его преступления, он не был подсуден светскому суду — рука мирянина не могла коснуться его. В подобном же исключительном положении находилась и недвижимость духовных лиц, которая образовывалась из добровольных пожертвований многих поколений набожных мирян; значительная часть плодородных земель Европы принадлежала церкви. Связанные с этими владениями сеньориальные права включали в себя очень широкую светскую юрисдикцию, которая предоставляла их пользователям те же права над личностью, которыми обладали и феодальные сеньоры.
Ставший обязательным после долгой борьбы обет безбрачия резко отделил священников от мирян, всецело закрепил за церковью обширные владения и предоставил к ее услугам бесчисленную армию служителей, для которых она стала и семьей и домом. Человек, посвящавший себя служению церкви, переставал быть гражданином; он не имел ни забот, ни семейных связей; церковь была для него новым отечеством, и интересы ее стали его интересами. В качестве возмещения того, чего они лишились, служители церкви получали уверенность в завтрашнем дне и освобождались от всех забот о хлебе насущном; от них требовалось лишь одно — не выходить из повиновения.
Церковь принимала в свои ряды любого человека, не интересуясь ни его происхождением, ни его социальным положением, тогда как в феодальном обществе с его классовыми перегородками возвышение и переход из одного сословия в другое был почти невозможен. Правда, в церкви происхождение тоже облегчало доступ к высшим должностям, но все же в ней можно было выдвинуться благодаря энергии и природным дарованиям. Происхождение пап Урбана II и Адриана IV точно не известно; Александр V был из нищей семьи; Григорий VII — сын плотника, Бенедикт XII — булочника, Николай V — бедного доктора, Сикст IV — крестьянина, Урбан IV и Иоанн XXII были сыновьями сапожников, а Бенедикт XI и Сикст V — сыновьями пастухов. Просматривая церковные летописи, мы видим, что они полны имен людей, которые вышли из низших слоев общества и достигли высших ступеней в церковной иерархии.
В ряды служителей церкви устремлялось немало способных людей. Часто они меньше заботились о спасении душ, чем о приумножении богатств и привилегий церкви. Самые высшие должности в церковной иерархии обычно занимались теми, кто ставил мирские блага выше идеалов христианства. На вершину нередко всходили люди, искушенные в интригах. Бывало, что должности покупались. Французский король Генрих I на глазах у всех торговал епископскими кафедрами.
Правда, время от времени появлялись среди духовенства люди высоконравственные, но все их усилия восстановить уважение к церкви и поднять нравственность духовенства ни к чему не приводили: зло укоренялось повсюду, и им оставалось только своей личной жизнью подавать благие примеры, следовать которым охотников находилось мало.
Прелаты и бароны одинаково были буйны, одинаково суетны. В 1272 году мы видим епископов в армии Филиппа Смелого, а в 1303 и 1304 годах епископы и прочие духовные лица принимали участие в походе Филиппа Красивого во Фландрию. Когда речь шла об их личных интересах, епископы без всяких уговоров обнажали оружие. Вормсский епископ Лупольд во время войн между императорами Филиппом и Оттоном IV со своими войсками сражался за первого и, когда его солдаты опасались грабить церкви, уверял их, что достаточно просто оставить в покое кости мертвых, а добро можно брать без угрызений совести.
Всем известна история Ричарда Английского и Филиппа де Дрё, епископа города Бовэ. Когда этот епископ, равно прославившийся как своей жестокостью, так и своим знанием военного дела, попал в плен, то он обратился с жалобой к папе Целестину III на то, что плен его является нарушением привилегий церкви. Папа не одобрил склонности епископа к бранным подвигам, но тем не менее начал хлопотать о его освобождении. Тогда король Ричард послал папе железную кольчугу епископа с вопросом, предложенном в Библии Иакову: «Посмотри, сына ли твоего эта одежда или нет?» Папа ничего не ответил на это и взял обратно свое ходатайство. Немного позднее Феодор, маркиз Монферратский, разбил и взял в плен Аймона, епископа Верчельского. В это время находился в Женеве кардинал Тальяферро, папский легат Арагонии; узнав о святотатстве маркиза, он написал ему грозное послание, на которое тот ответил так же, как и король Ричард, причем препроводил ему шпагу епископа, покрытую свежими пятнами крови.
Поведение воинствующих епископов производило на современников отталкивающее впечатление. Они были подсудны только суду Рима; но нужно было дойти до самых крайних пределов отчаяния, чтобы решиться жаловаться на них в Рим; даже и в случае подачи жалобы безнаказанность обвиняемого была более чем вероятна: во-первых, трудно было доказать виновность; во-вторых, дела тянулись бесконечно долго, и, в-третьих, всем прекрасно была известна продажность Римской курии. Обвинения против епископов легко могли кончиться печально для самих обвинителей.
Правда, когда папский престол занимал энергичный и неподкупный папа, вроде Иннокентия III, появлялась некоторая надежда добиться справедливости; число судебных дел против епископов во время этого папы показывает, сколь многочисленны были их прегрешения. Но даже и при Иннокентии III волокита в делах и явное нежелание Рима выносить обвинительные приговоры епископам служили достаточным основанием, чтобы удерживать недовольных от жалоб. Так, например, в 1198 году Жерар де Ружмон, архиепископ Безансонский, был обвинен своим капитулом в клятвопреступлении, симонии и кровосмешении. Вызванные в Рим обвинители, не отказываясь от своих слов, не решились, однако, подтвердить свои претензии, и папа Иннокентий, приведя евангельский рассказ о блуднице, отпустил архиепископа с миром, ограничившись данным ему советом впредь не грешить. Но поведение архиепископа не изменилось к лучшему, и в конце концов в Безансонской епархии религия стала предметом всеобщих насмешек. Жерар продолжал жить с одной из своих родственниц, ремиремонской аббатисой и с другими наложницами, из которых одна была монахиней, а другая — дочерью священника; ни одной церкви не освящал он, ни одного таинства не совершал, не получив предварительно крупной платы; лихоимство архиепископа разоряло подвластное ему духовенство, которое жило беднее крестьян и презиралось своими прихожанами. Монахам и монахиням за взятки архиепископ разрешал выходить из монастыря и вступать в брак. Наконец долготерпение горожан истощилось, и они силой прогнали Жерара де Ружмона, который удалился в аббатство Бельво, где и умер в 1225 году.
