ГЛАВА ПЕРВАЯ
Управляющая домом Мария Даниловна шла крупным мужским шагом. Лицо у нее было красное и сердитое. Вот она свернула за угол и очутилась, как говорится, в своих владениях. Тут стояли два больших жилых корпуса, разделенных просторным двором, где сохранились липы и тополя. Возле многих подъездов стояли грузовики или фургоны с надписью «Перевозка мебели». Рабочие снимали с них диваны, шкафы, холодильники и несли все это в дом. Возле иных подъездов грузчиков и машин уже не было, но там громоздились вещи помельче, их таскали сами новоселы.
Лица у новоселов были усталые, замороченные, но счастливые, а вот лицо Марии Даниловны сохраняло мрачное выражение.
Она вошла в подъезд, рядом с которым висела табличка «Домоуправление», поднялась на второй этаж, открыла ключом дверь своей квартиры и грозно крикнула:
— Матильда!
Никто не отозвался, и она вышла из квартиры, хлопнув дверью.
Мария Даниловна потому и согласилась стать управляющей этим домом, что ей тут не надо было тратить время на дорогу к месту работы: спустилась со второго этажа на первый — и вот уже на работе. Войдя в контору, она не положила, а швырнула портфель на стул и подошла к окну.
— Матильда! — крикнула она в открытую форточку и стала ходить из угла в угол.
Прошло какое-то время, потом дверь открылась и вошла двенадцатилетняя Матильда. Выглядела она своеобразно. Костюм состоял из полосатой трикотажной кофточки, похожей на матросскую тельняшку, только с короткими рукавами, и коричневых брюк, узких в бедрах и широченных внизу. Брюки эти Матильда сшила под руководством мамы и сама, невзирая на протесты Марии Даниловны, украсила их вышивкой. На правом бедре у нее красовалось сердце, пронзенное стрелой, а под коленками по цветку, отдаленно напоминавшему розу. На широком лице Матильды выделялся большой рот и очень большие глаза. Эти глаза были карие с длинными темными ресницами, а стриженые волосы Матильды были светлые и жесткие, как старая солома.
Мария Даниловна продолжала возбужденно ходить, и дочка ее почувствовала недоброе.
— Мам... Ну, ты чего? — спросила она.
Мария Даниловна остановилась.
— А вот чего. До коих же это пор ты из меня дуру перед людьми будешь делать?
Матильда пожала плечами.
— Мам... Ну, а что такое?
— А то такое, что на улице Картузова моя ДЭЗ находится.
— Какой дэз?
— Не какой, а какая. Дирекция эксплуатации зданий.
— Ну а я тут при чем? — спросила Матильда.
— Да ты что, в самом деле... Совсем не помнишь, что три часа тому назад мне наплела? Встречает меня — глаза вот такие! «Мама, говорит, сейчас я видела, как балкон с третьего этажа обрушился и женщину с ребенком насмерть!» — «Где это?» — спрашиваю. - «На улице Картузова», говорит. Я, значит, дура дурой, прихожу в ДЭЗ, сочувствие выражаю, спрашиваю, в каком же это доме такое несчастье произошло, а на меня глаза выпучили: «Да что с вами, Мария Даниловна?! Да откуда вы это взяли?! Да ведь вся-то наша улица длиной в сто метров, неужели мы бы не узнали, если бы такое случилось?!» — Мария Даниловна перевела дух. — Ну, вот скажи: зачем ты все это нагородила?
Матильда потупилась, повертела опущенными кистями рук.
— Не знаю, мам... Может, мне это показалось, что на улице Картузова. Может, где-нибудь на другой...
— Нет, мать моя, ничего тебе не показалось. Наплела ты все это потому, что уж больно врать полюбила. Это и раньше за тобой наблюдалось, а в последнее время... ну, прямо вожжа под хвост! Позавчера про слона какого-то бешеного молола, будто он в зоопарке на свободу вырвался, а за день до этого про летающую тарелку плела, дескать, сама ее ночью видела... И ведь была бы тебе от этого хоть какая польза, а то ведь просто так, за здорово живешь! — Мария Даниловна села за стол, подперев подбородок рукой. — Не знаю, Матильда, что мне с тобой делать, — сказала она вдруг тихо и грустно. — Может, у тебя это что-нибудь психическое, может, тебя врачу следует показать... Просто не знаю. — Она вздохнула и умолкла.
Молчала и Матильда, глядя на кеды, чуть видневшиеся из-под расклешенных брюк. Вдруг она подняла голову и заговорила довольно громко, даже с некоторым вызовом:
— Мама, ну, я признаю: иногда я и правда что-нибудь придумаю. Только, мама, ты вот журнал «Семья и школа» выписываешь, а сама его не читаешь.
Мария Даниловна посмотрела на дочь.
— А ты что, читаешь?
— А я вот читаю, — еще громче ответила Матильда. — И я прочла там статью профессора одного... Про таких детей, вроде меня.
— Ну и что же ты там вычитала?
— Что бывают дети, которые любят выдумывать без всякой пользы. Ну, приврать, одним словом.
Мария Даниловна еще больше заинтересовалась:
— Ну, дальше! Ну и что?
— И этот профессор пишет, что такие дети часто врут не потому, что они испорченные, а потому, что у них фантазия очень богатая, и эта фантазия из них выпирает.
Мария Даниловна хотела что-то сказать, но дочка не дала ей этого сделать. Голос Матильды зазвенел теперь очень громко.
— И еще, мама, в этой статье говорится, что из таких вот детей иногда даже талантливые люди получаются — всякие там писатели, всякие там поэты, всякие там компози...
Мария Даниловна вскочила.
— Ах, вот оно что! — загремела она. — Оправдание себе нашла! Вместо того чтобы стыд почувствовать, она мне еще лекции читает! Ну, так слушай ты, Бэлла Ахмадулина: если еще раз при мне соврешь, я в твою «Семью и школу» заглядывать не буду, я старинную педагогику применю и так тебе всыплю, что... — Она не договорила, потому что дверь открылась и вошел посетитель.
— Разрешите?
Голос управдома сразу стал другим.
— Заходите, товарищ Тараскин, присаживайтесь!
Тараскин не сел. Это был худощавый человек лет сорока.
— Спасибо! Спешу на самолет. Я к вам за паспортом, Мария Даниловна. Моим и жены.
Мария Даниловна достала из несгораемого шкафа пачку паспортов и стала их перебирать.
— Что же это так: не успели поселиться и уже уезжаете?
— Ничего не поделаешь: геологи. Я лишь на неделю из партии выбрался в связи с переездом.
— А ваша жена?
— Она в партии осталась. Только паспорт прислала со мной для прописки.
Тараскин говорил неохотно, отрывисто. Но Мария Даниловна не заметила, что он не в духе, и продолжала из вежливости разговор.
