Uno/Уно
Леша лежал, укрывшись простыней по подбородок, и разглядывал тени на потолке. Одна была похожа на дракона, другая – на бабушкины очки, третья – на зайца. По Якиманке пролетел автомобиль, в окне блеснул свет фар, и тени ожили и задвигались. Дракон распахнул пасть, проглотив зайца, а бабушкины очки превратились в непонятный угол – то ли наконечник стрелы, то ли верхушку елки.
Леша слушал, как тикают часы-ходики – единственная старая вещь в доме – и как за окном потихоньку замирает ночная Москва. Еще один автомобиль на секунду осветил портрет футболиста Уэйна Руни с автографом – трофей из поездки в Лондон, заныла полицейская сирена.
Сегодня весь класс сдавал донорскую кровь. Все, кроме Леши. Леше было настрого запрещено сдавать кровь, делать манту и прививки в поликлинике. Когда он неудачно упал во время турнира по футболу, отец сбежал с трибуны и вытирал ему коленку платком прямо во время игры. В тринадцать лет. Позор.
А сегодня из-за этой донорской крови отец просто орал до хрипоты.
Если бы не результаты анализов и слова семейного врача, Леша был бы уверен, что болен чем-нибудь страшным. Но нет – он был абсолютно, до неприличия здоров. Страдал только от аллергии на пыль, вареную рыбу и березу. Странное отношение к сдаче крови Леша приписывал к очередной отцовской причуде. Но причуды причудами, а комок обиды то и дело подступал Леше к горлу, и от этого комка сон не шел совершенно.
Леша потер глаза, встал, прошлепал босыми ногами к двери и, прислонившись, прислушался.
Даже не видя отца, мальчик знал, что тот делает. Три шага – идет к шкафу, тук-тук – стучит ногтями по стеклу, открывает дверь, берет книжку в черной обложке – маленькую, как карманный словарь – и стоит. Сейчас постоит минуту, выключит свет хлопком и наконец ляжет. Вот бы добраться до книжки, но шкаф-то на сигнализации!..
Минута прошла, а свет не гас. Леша снова посмотрел на потолок, и тут в нос ударил запах паленого.
Он подбежал к открытому окну – может, с улицы? Вроде нет. Запах не исчезал. Хуже пахло только когда Леша спалил свою первую и последнюю яичницу.
«Отец увидит, что не сплю, – убьет», – подумал Леша. Он осторожно приоткрыл дверь и сунул нос в щелку.
Гарь тут же пробралась в ноздри, а глаза залепил черный дым. Огонь был повсюду – он облизывал книжный шкаф, уничтожал бумаги на столе и разъедал коричневую кожу дивана.
Леша закашлялся.
– Папа! – крикнул он.
Никто не отозвался. Тогда Леша закрыл лицо рукавом пижамы и пополз вдоль стены.
– Папа!
Почему начался пожар? Как он раньше не почувствовал запах?
Пижама загорелась, Леша попытался смахнуть пламя, но обжегся, с перепугу проглотив горячий воздух.
– Папа, – прохрипел Леша. – Папа, где ты?
Никто не ответил.
* * *
Солнце слепило глаза и жгло левую щеку. Угораздило же сесть у окна. Леша сощурился и в двадцатый раз прочитал написанное на доске: «Вступительный экзамен в 9-й класс Лицея-интерната Гуманитарных Наук № 13. Сочинение. Тема денег в романах Ф.М. Достоевского». Круглые часы над входной дверью показывали половину третьего, значит до конца экзамена двадцать минут.
Шпаргалки Леша закачал в айфон. Пару раз он попытался незаметно его вытащить, но тут же заработал строгий взгляд учительницы в красном пиджаке с плечиками. Этот пиджак делал ее похожей на тумбочку с ножками, совсем безобидную и даже трогательную. Но внешность, как говорится, обманчива. Двоих уже выгнали за списывание. Достанешь мобильник, и Красный Пиджак выставит за дверь без церемоний. В туалет тоже не отпросишься: дежурные учителя туда чуть ли не за руку провожают. Не школа, а концлагерь.
Другие поступающие в лицей были осведомлены о деньгах в романах Достоевского куда лучше, чем Леша. Во всяком случае, усиленно строчили, зачеркивали и перечитывали. «Вот же сборище ботанов!» – подумал он. Нормальной выглядела только девчонка на первой парте в среднем ряду. В отличие от серьезных школьников в рубашках, на ней был короткий черный топ, открывающий худой живот, а также лосины и кроссовки. Густой рыжей челке не давали упасть на лицо блестящие очки-авиаторы. Девчонка баловалась, передвигая их то выше, то ниже, и пуская солнечных зайчиков прямо в лицо Красному Пиджаку. Про себя Леша окрестил незнакомку Гаечкой – за сходство с персонажем мультфильма про Чипа и Дейла.
Когда Красный Пиджак, не выдержав, полезла опускать жалюзи, Гаечка обернулась и посмотрела на Лешу. Глаза у нее были светло-карие, огромные, в пол-лица, и впрямь как у героини мультика.
– Чего? – спросила она одними губами.
Видимо, заметила, что он на нее пялится. Леша скосил глаза на полупустой листок: «Ничего».
Гаечка фыркнула: вот дурак, мол. Хитро подмигнув, она оторвала полстранички черновика и принялась писать. Стоило Красному Пиджаку на секунду отвернуться, девчонка скомкала листок и точным щелчком послала его на Лешину парту. Ветерок из открытого окна заставил бумажный комочек слегка покачаться на краю стола и упасть в открытый рюкзак.
«Черт, черт, черт!» – Леша закусил губу от отчаяния и кинул беспомощный взгляд на часы. Десять минут. Отец его прикончит, если не поступит. А он не поступит, никаких сомнений! В шпаргалках есть целая статья о романах Достоевского, но разве тут достанешь…
Раздался стук, и, не дожидаясь «войдите», в кабинет просунулась лысая голова, блестящая, как елочный шар.
– Ирина Михайловна, – пробасил мужской голос. – Можно вас на секунду?
– Дмитрий Сергеич, – Красный Пиджак поджала тонкие губы, – у меня экзамен идет.
– На секу-у-у-ндочку – взмолился Дмитрий Сергеич и протер голову клетчатым платком. – Там этот ваш из одиннадцатого «Б»… как его… Святослав… в столовой!
Лицо Ирины Михайловны стало пиджачного оттенка.
– Опять?! – просипела она, раздувая ноздри, и вылетела из кабинета. – Ну я его! Ну он у меня!
Дверь хлопнула, дети продолжали корпеть над сочинениями, словно за ними всё еще наблюдали. Не веря своему счастью, Леша выудил айфон, нашел статью и принялся списывать.
Когда экзамен закончился, Леша поискал глазами рыжую девчонку. Гаечка сидела на подоконнике в коридоре и ела чизбургер. Леша осторожно присел рядом.
– Привет, Га… – сказал он и тут же осекся. – Тебя как зовут?
– Ларс, – ответила она с набитым ртом.
– Как Ларс Миккельсен, – брякнул Леша.
– Неа. Как Лариса. Лариса Бойко. А кто такой этот Миккельсен?
