Глава первая— Неужели ты и впрямь собираешься запереться у себя в комнате и просидеть там всю вечеринку, а, Пиппа? — Александра твердо решила не дать подруге возможности увильнуть от ответа и теперь прямо-таки металась по гостиной небольшой квартирки, стены которой были украшены воздушными шарами.
— Да знаешь, я…
— Пип! Ты не можешь пропустить эту вечеринку! Ведь мы хотели отпраздновать окончание работы.
— Или залить наши печали, — едко отозвалась Пиппа.
Глаза Александры округлились.
— Да уж, нечего сказать, ты у нас большая оптимистка!
Пиппа пожала плечами:
— Прости, но я не вижу никакой радости в том, что мы остались без работы.
— И поэтому ты не хочешь участвовать? — Алекс взглянула на нее с таким недоверием, что Пиппа невольно поморщилась.
— Ты же знаешь, я не отношусь к стадным животным, — робко попыталась защититься она.
Но в ответ Алекс раздраженно покачала головой:
— До сих пор не могу понять, зачем ты выбрала эту профессию. Решительно не понимаю. Мне никогда не приходилось встречать настолько необщительную актрису. Ради Бога, Пип, неужели ты так вжилась в образ той удивительной женщины, которую сыграла? Или все проще — ты попросту не любишь мужское общество? — Под ее проницательным взглядом бледные щеки Пиппы предательски залила краска. — Ага, так я угадала? Знаешь, а ведь за те шесть месяцев, что мы с тобой знакомы, ты ни разу не бывала в обществе. Думаешь, я не заметила?
Пиппу охватила паника, она почувствовала знакомое покалывание в висках, кровь забурлила в ее жилах. Надо было отвлечь Александру от опасной темы, пока она не начала мучить Пиппу каверзными вопросами.
— Ты говоришь в точности как моя мать! — как можно беззаботнее ответила девушка. — Ну хорошо, я буду на этой дурацкой вечеринке, ты довольна? Чего только не сделаешь ради того, чтобы тебя оставили в покое!
Театрально закатив глаза и всплеснув руками, она направилась в свою спальню.
Оказавшись в спасительном одиночестве в своей комнатке, Пиппа устало опустилась на табурет перед туалетным столиком и принялась внимательно изучать собственное отражение в стареньком, помутневшем от времени зеркале. Из зеркала на нее пристально смотрели темно-голубые глаза, казавшиеся чересчур большими на миниатюрном личике овальной формы. Щеки девушки все еще хранили следы румянца, и Пиппа уже не в первый раз мысленно проклинала свою нежную кельтскую кожу, которая в самые неподходящие моменты выдавала ее смущение.
Так или иначе, Алекс попала прямо в точку, когда заметила, что на сцене Пиппа становится совершенно другим человеком. Как актриса, она могла влезть в чью угодно шкуру, изобразить выдуманный персонаж, характер, о котором с легкостью забывала, как только роль была сыграна. Другого от нее никто и не ожидал.
Медленно Пиппа развязала ленту, которой были стянуты длинные рыжие волосы, тряхнула головой, и медно-красная копна рассыпалась по плечам. Теперь она стала похожей на Монику Хеллер, героиню пьесы, которую ставили в театре.
— Ты хочешь меня, любимый? — произнесла девушка страстным низким голосом Моники. — Иди же и возьми меня!
Любуясь собой, Пиппа усмехнулась зеркалу, довольная, что сумела преобразиться из самой обычной девушки в привлекательную, соблазнительную особу. Пиппа взяла щетку для волос и глубоко вздохнула: ведь в собственную скромную жизнь она не могла привнести даже крохотной частички тех волнующих свойств, которыми наделяла своих сценических персонажей.
— Лгунья, — безжалостно обругала она себя, — ты прекрасно знаешь, что побежишь хоть на край света за тем, кто заметит тебя и поманит пальцем.
В этом и была суть проблемы. Пиппа отлично понимала, что известные люди неизбежно вызывают интерес окружающих и потому обречены на назойливое внимание и повышенное любопытство посторонних. Пиппу это вовсе не устраивало, и сама она предпочитала оставаться в тени, приберегая свои эмоции и энергию для работы в театре.
«Ты живешь в мире фантазии, и тебе придется вечно прятать его от других». Резкий насмешливый голос, вырвавшись из темной глубины памяти, прозвучал словно наяву, и она, едва не вскрикнув, спрятала лицо в ладонях и истерически замотала головой. До каких пор этот ужас будет причинять ей боль? Неужели его власть безгранична, неужели ее не усыпить, не избавиться от мучительных воспоминаний?
Пока все было именно так. До сих пор Пиппа ощущала следы грубых, жестоких рук, терзавших ее тело, вдыхала тошнотворную смесь запахов пивного перегара и застарелого едкого пота. Она отбивалась, изворачивалась…
«Я не хочу!» Ее вновь обожгло воспоминание о собственном пронзительном крике. Она успела выкрикнуть эти слова, прежде чем они потонули в ее рыданиях и слезах стыда, потрясения и боли. Однако ответом на ее отчаянную мольбу был пьяный смех, и пара грубых рук повалила ее навзничь…
— Нет!
Пиппа резко вскинула голову, выпрямилась, и глаза ее яростно засверкали. Она не позволит проклятому воспоминанию о том единственном и столь омерзительном опыте близости с мужчиной лишить ее душевного равновесия. Этого не должно произойти!
На смену чувству собственной вины пришел гнев и захлестнул все ее существо спасительной горячей волной. Пиппа облегченно вздохнула — гнев все лучше, чем животный ужас. Он помогал ей осознать, что однажды пережитое потрясение, как бы дико это ни казалось, в чем-то даже принесло ей пользу. По крайней мере, теперь она знает, чем может обернуться актерская игра в реальной жизни, что значит попытаться перенести в окружающую действительность созданный на сцене образ. Знает, на что способны мужчины, — нет, от них надо держаться подальше.
Собрав волосы в пучок, она усилием воли отогнала от себя ненавистные воспоминания и отправилась помогать Алекс готовиться к предстоящей вечеринке.
Откинувшись на подушки, Мэтт Джордан полулежал в своем номере на кровати поистине королевских размеров и пристально рассматривал хорошенькую блондиночку, которую явно смущал его изучающий взгляд. Теперь, когда они оказались в его номере одни, та уверенность, с которой девушка преследовала машину своего кумира буквально по всему Лондону, куда-то подевалась. А ведь блондиночка, пока он старался как можно аккуратнее запечатлеть автограф на нежно-персиковой коже ее запястья, жарко шептала ему на ухо весьма откровенные предложения.
Но сейчас она стояла рядом с его кроватью, и с каждым мгновением растерянность все более отчетливо читалась на ее личике.
— Сколько тебе лет? — спросил он, несколько обескураженный такой быстрой переменой.
Как ее, однако, зовут? Лиза… Лаура… Лорин, да-да, тот автограф, что он писал по ее просьбе… «Лорин от Мэтта Джордана с вечной любовью». Ну надо же!
