ПРЕДИСЛОВИЕТеатр миниатюр Аркадия Исааковича Райкина существовал без малого полвека. Тысячи лиц представлены на этой сцене легендарным артистом, многие из них благодаря радио, телевидению, кино хорошо знакомы зрителям. В разговорный бытовой язык вошли райкинские словечки и целые реплики. Менялась жизнь, менялись поколения, но Аркадий Райкин по-прежнему оставался кумиром — Артистом на все времена.
В последние годы его жизни мне довелось не только по нескольку раз смотреть спектакли «Дерево жизни», «Его величество театр», «Мир дому твоему», но и общаться с артистом в домашней обстановке, в его уютной московской квартире в Благовещенском переулке, атмосфера которой дышала личностью хозяина; слушать и записывать его рассказы о прожитом, размышления о жизни, искусстве, учителях, о товарищах по театру — обо всех, с кем приходилось работать. К сожалению, мне не пришлось видеть ранних спектаклей Райкина, этот пробел отчасти возместил вечер артиста в Центральном доме работников искусств. Как бесценная реликвия хранится у меня билет, приглашающий на творческий вечер народного артиста РСФСР Аркадия Райкина 12 апреля 1968 года. В стремительном темпе одна за другой следовали сатирические миниатюры; всё то, что равномерно дозировалось в спектаклях театра, собранное вместе, было подобно оглушающему удару. Немыслимый по тем временам уровень правды в соединении с болью, гневом, сарказмом, лирикой обрушился на небольшую аудиторию ЦДРИ, где, как говорится, яблоку негде было упасть. На маленькой пустой сцене (иногда появлялись детали обстановки — стол, стул) с невыразительным, безликим задником один за другим проходили люди — завистливые, корыстные, рвущиеся к власти, трусливые, безвольные. Выхваченные из окружающей действительности, они как бы высвечивались особым, находившимся в распоряжении артиста прожектором, в каждом случае менявшим окраску. Он не жалел себя. Впрочем, это всегда останется его правилом.
На исходе 1960-х годов, когда я работала над книгой «Русская советская эстрада: очерки истории», мне довелось встречаться с Аркадием Исааковичем на различных заседаниях, конференциях, конкурсах. Дистанция, отделявшая меня от прославленного артиста, всегда окруженного людьми, делала наши встречи мимолетными и достаточно официальными. Вспоминается конференция, проходившая в Ленинграде в 1979 году по итогам Шестого Всесоюзного конкурса артистов эстрады. Выступление Райкина — он был председателем жюри конкурса — нарушило намеченную программу. Он резко полемизировал с тезисами официального доклада, с привычным разграничением персонажей на положительных и отрицательных, с потребительским отношением к эстраде как искусству, которое должно «обслуживать массы». В те времена, когда подобные конференции проходили, как правило, в благостной атмосфере всеобщего «одобрямса», его тихая взволнованная речь произвела впечатление разорвавшегося снаряда. Выступать после него — а эта участь досталась мне — оказалось трудно. Не думаю, что получилось удачно. Позднее Аркадий Исаакович показал мне статью в американской прессе, излагавшую перипетии этой злополучной конференции.
Примерно в те же годы произошла еще одна наша хотя и заочная, но весьма памятная для меня деловая встреча с Райкиным. В 1977 году вышел в свет второй том «Русской советской эстрады», посвященный 1930—1940-м годам, где в одной из написанных мной глав говорилось о первых выступлениях Райкина, о создании Ленинградского театра миниатюр. Под гипнозом статей, посвященных Первому Всесоюзному конкурсу артистов эстрады, в которых писали о победителе — молодом 27-летнем Аркадии Райкине, я попросту отсчитала 27 лет от 1939 года, когда проходил конкурс, и в итоге в нашей книге появился 1912 год рождения вместо подлинного 1911-го. (Дата рождения Аркадия Исааковича — 24 октября, и во время конкурса ему действительно было 27 лет.) О своей ошибке я узнала... от Райкина. Встречавшиеся с ним общие знакомые передавали, что Аркадий Исаакович раздражен моей небрежностью, недоволен тем, что ему не показали текст в процессе подготовки к печати. Нечего и говорить, как я досадовала на свое легкомыслие. Как можно было не заглянуть в справочник, не проверить! Утешала себя лишь тем, что в третьей книге «Очерков» (М., 1981) ошибка непременно будет исправлена. Впоследствии Аркадий Исаакович никогда не вспоминал об этом неприятном инциденте, но, познакомившись с ним ближе, я поняла, как важна для него точность — в главном, в деталях, во всём, что касается работы. Попутно замечу, что он обладал великолепной памятью, в чем мне доводилось убедиться не однажды. «Он помнил всё, — подтверждал его младший брат Максим, — даже то, что было с ним в детстве, юности, с кем встречался, о чем говорил, что много лет тому назад репетировал и играл, помнил тексты песен, которые пел когда-то в спектаклях, давно забытых даже их авторами».
Наученная горьким опытом собственных ошибок, я уже просила его прочитать не только соответствующий раздел третьей книги «Очерков», но впоследствии и монографию («Аркадий Райкин», 1987), рожденную на основе его рассказов и воспоминаний, зафиксированных на магнитофонной ленте и дополненных материалами прессы, а также ряда архивов[1], в том числе архива самого артиста. Надо заметить, что в трех номерах журнала «Смена» (тринадцатом, четырнадцатом и пятнадцатом) за 1978 год он опубликовал под удачным названием «Электрокардиограмма» первые страницы своих воспоминаний, над которыми незадолго до того начал работать.
Еще до выхода моей книги (судя по словам, написанным Аркадием Исааковичем на титульном листе, доставившей ему удовольствие) Аркадий Исаакович по телефону попросил меня быть редактором его мемуаров. Работа над ними шла трудно, и увесистый текст, записанный с его слов театральными журналистами, не удовлетворял автора. Сознавая меру ответственности, я долго тянула с ответом, ссылаясь на работу над собственной книгой: «Вот выйдет, тогда...» Случайная встреча в Доме медработников на Большой Никитской, где отмечал некую памятную дату когда-то обитавший здесь известный любительский театр «Наш дом» (позднее там работала «Геликон-опера»), поставила точку в наших телефонных переговорах. О магнетизме взгляда Райкина упоминают многие. Этот сюжет запечатлелся в моей памяти, как на фотопленке. В комнате администрации, куда я заглянула, чтобы поблагодарить за приглашение руководителя «Нашего дома» М. Г. Розовского, среди присутствовавших был и Аркадий Исаакович. Увидев меня, стоящую у приоткрытой двери, он поднялся со своего места и, прервав общий оживленный разговор, молча устремил на меня взгляд. Немая сцена длилась несколько секунд, пока, не вьщержав этого взгляда, я не пробормотала: «Аркадий Исаакович, не смотрите на меня так, я сделаю всё, что вы хотите». После этих странных, непонятных присутствующей компании слов мне оставалось только закрыть дверь и быстро уйти. Так начался новый круг работы с Райкиным, продолжавшийся весь последний год его жизни.
