Те, с которыми я…
Сергей Соловьев об Олеге Янковском
Когда я первый раз увидел Олега Ивановича, как я с ним познакомился? По-моему, это было где-то в начале 60-х годов. Я пришел на «Мосфильм» на ознакомительную практику. Мне дали пропуск, впустили. Я шел по абсолютно незнакомым коридорам незнакомого немыслимого заведения, фабрики, завода… – не знаю чего. И особенно поразило меня в заведении обилие людей, которые туда-сюда ходили по коридору, и ни одного знакомого лица, ни одного. Я чувствовал себя соответственно в толпе совершенно чужих людей. И единственный, на кого я нарвался случайно в коридоре, – это Николай Николаевич Губенко, тогда Коля Губенко – мой товарищ по общежитию. Говорю: «Коля, а куда тут идти, чего тут вообще… куда деваться?» Он говорит: «Пойдем в буфет. Для начала пойдем в буфет». И было такое место на 3-м этаже «Мосфильма» – называлось «творческий буфет». Чем он отличался от нетворческого – не знаю, но по-моему тем, что там давали коньяк, водку и пиво. И вот мы пришли в творческий буфет. Стояла очередь очень творческих работников, и мы с Колей встали в самый конец очень творческих работников. И Коля как-то поначалу вел себя тихо и прилично. Потом ни с того ни с сего вдруг в спину какому-то человеку запел: «С чего начинается Родина? С картинки в твоем букваре… на-на-на…» Человек обернулся и сказал: «Коль, я всегда знал, что ты идиот, но не до такой же степени, Коль». Это был Слава Любшин. А почему Коля пел все это Славе – потому что они были товарищи по «Заставе Ильича» Хуциева, которую они снимали лет десять каждый день… Поэтому они уже были даже не товарищи, а братья с Любшиным. Они вместе практически жизнь проводили. Перед Любшиным стоял еще молодой человек, такой худенький и абсолютно ничем не замечательный. Он так с изумлением сначала посмотрел на Колю, потом посмотрел на Славу, и опять стал ждать свои сосиски. Затем мы сели все вместе. Молодой человек молча съел сосиску и ушел. Потом ушел Слава. И я обратился к Коле:
– Коль, я Любшина знаю, а кто это был, который вот перед Любшиным стоял и первый сосиску съел?
– Это Басов его где-то откопал, это такое сильно молодое дарование, но шухера вокруг него очень много.
– Какой шухер?
– Ну, шухер большой, потому что Басов снимает сейчас пятисерийную картину «Щит и меч».
– Как пятисерийную? – Мне это в голову не могло прийти, потому что я знал, что две серии снимает Герасимов – это очень много, а там три – вообще уже можно спятить с ума. А тут пять! Как пять серий?
– Да, пять серий.
– А он чего делает?
– Он там играет главную роль во всех пяти сериях.
– Ничего себе. Вот это история.
Через небольшое время я встретил Андрона Сергеевича Кончаловского, которого я тоже знал по ВГИКу. И я пристал к Андрону Сергеевичу:
– Андрон, а как это так – пять серий Басов снимает?
– А чего тебя удивляет?
– Ну как это – пять серий! Ну можно снять две серии, можно снять, ну… я там не знаю… но пять серий… Как можно снять пять серий?
– Очень просто. У тебя какая единица измерений съемочная?
– Андрон, как какая? Как у всех – кадр.
– Э… кадр… А у Володи – кассета.
– Как кассета?
– Сколько кассет… вот в кассету влезает 300 метров – он снимает 300 метров сразу. А может сделать 5, 8, 16, 26 серий…
Это было для меня совершенно чудесное откровение. И я опять потом встретил Колю:
– Коль, а как же он в пяти сериях… он главную роль играет?
– Да, главную.
– А как он текст учит?
– Он молодой, память хорошая, запоминает. Он вообще… Про него говорят, что он запоминающий.
Вот так я первый раз увидел Олега Ивановича Янковского, который на меня не обратил никакого внимания. Вообще, он часто производил такое впечатление, что его, кроме сосиски, ничего не интересует. Причем как-то так – сосиска могла меняться, это мог быть борщ или там еще чего-то. Когда он чем-то занимался, он очень концентрировался и как бы вступал с предметом в такой душевный контакт… типа с сосиской… И когда вокруг пели «С чего начинается Родина», его это мало интересовало, он не реагировал, не вступал в конфликт, не говорил, что это нехорошо – так сказать, дурака валять по поводу трогательной патриотической песни композитора Баснера. Ничего этого не было. Ну я и забыл про это дело. Конечно, забыл. Почему я это вспомнил, потому что в толпе незнакомых людей для меня на «Мосфильме» образовалась некая первоначальная компания знакомых – Коля Губенко по ВГИКу, Слава Любшин и Олег с сосиской. Вот такая у меня была первоначальная, так сказать, творческая ориентированность через мосфильмовский творческий буфет.
Потом я Олега видел в картине, которая произвела на меня огромное впечатление! Были всегда так называемые престижные картины, когда весь «Мосфильм» говорил шепотом на полувздохах… Тарковский снимает «Андрея Рублева» с Юсовым… висели какие-то большие фотографии. Все ходили рассматривали эти фотографии. Тарковский был уже легенда, колоссальная легенда, Юсов – легенда, «Андрея Рублева» снимают – легенда, по сценарию Андрона Кончаловского – легенда. Это были невиданные легенды. А это была не легендарная картина, а совсем как бы такая бросовая. Снял ее чудесный режиссер Женя Карелов, теперь-то я понимаю, какой он чудесный режиссер! И называлась она… «Служили два товарища». И там Олег играл с Роланом Быковым. Олег играл кинематографиста, служивого кинематографиста, совершенно не выдающегося, а служивого. И он там все время крутил ручку, и тоже было ощущение, что он ничем не интересуется: ни Гражданской войной, ни немыслимым темпераментом своего товарища безумного, которого смешно и талантливо играл Ролан Быков. А Олег играл так, вроде как ел сосиску, ничем не привлекательно, даже можно сказать, серо играл.
А еще рядом с ним в этой же картине существовал – немыслимо какая актерская величина – Володя Высоцкий. Он мог нравиться, не нравиться – все что угодно, но когда Володя начинал хриплым голосом говорить что-то… конечно, тут даже Ролан Быков слегка терялся на его фоне. А Олег прямо вот серая мышь. Крутил ручку и крутил ручку. И вот, когда заканчивалась картина, вдруг было странное ощущение, что Олег крутил ручку и крутил ручку, а был самым главным! А вокруг все кричали, орали, коней топили, сражались, затворы открывали, палили. А он крутил ручку, крутил ручку. Отчего-то было ощущение, что он в этой истории главный. И я до сих пор думаю, когда вспоминаю об этом: «Вот что такое интеллигентный кинематографист!» Я совершенно не вспоминаю никаких истерик на площадке, битья посуды и каких-то невероятных воплей, криков типа «я не могу этого видеть, ах, я не могу этого видеть…» – никаких этих глупостей. Вот так крутит ручку и крутит ручку. Вот так всю жизнь крутит ручку… Как бы и неинтересны они, и смотреть-то на них не особенно интересно. Там какой-нибудь психопат… на него, конечно, интересно смотреть… да… то тарелку разобьет, то артисту морду набьет. Конечно! А интеллигентные кинематографисты… они вот так крутят ручку, крутят ручку… Всю жизнь крутят ручку, а ощущение отчего-то, что они самые главные. Так что не нужно быть ни истериком, ни психопатом, ни придурком, ни падать на пол, ни кусать за задницу непонравившегося артиста… Ничего не нужно! Нужно крутить ручку и крутить ручку. Вот такое у меня сложилось впечатление об Олеге с самого начала. Это уже позже мы с ним по-человечески узнали друг друга, познакомились. Я думаю, что таким, каким он был в «Двух товарищах», должен быть интеллигентный, настоящий, подлинный кинематографист, обладающий безупречным вкусом к жизни.
