«Слава Богу», — отвечаю я сегодня на вопрос, как поживаю. Я родилась в 1918 году, и повидать мне довелось немало. Жизнь была непростой, и случалось в ней всякое.
Но все-таки я могу назвать себя счастливым человеком, так как судьба баловала меня встречами и знакомствами с удивительными людьми, у меня были замечательные родители, дяди и тети, бабушки и дедушки.
Конечно, мне есть о чем вспомнить. Но о том, что из этих воспоминаний может родиться книга, я даже не задумывалась. Хотя бы просто потому, что сама никогда не смогла бы этого сделать.
Этот сборник родился в результате наших бесед с Игорем Оболенским. Все началось просто с разговора о Святославе Рихтере, самом близком и дорогом мне человеке. И как-то самой собой переросло в беседы о тех прекрасных людях, которых мне посчастливилось знать.
Игорю показались интересными мои истории. А меня приятно удивили его аккуратность, внимание и настойчивость, с которыми он — признаюсь честно, неожиданно для меня — взялся за их описание.
Так, собственно, и родилась эта книга.
Пролог
Эти записи я начал делать в 1999 году.
Поначалу хотел просто сделать очерк для газеты.
Но потом понял, что из монологов моей собеседницы может получиться настоящая биография XX века.
В этой книге много действующих лиц: Борис Пастернак и Михаил Булгаков, Константин Станиславский и Марина Цветаева, знаменитый профессор Московской консерватории Генрих Нейгауз и сталинский нарком Ежов, Юрий Нагибин и Белла Ахмадулина, художники Валентин Серов и Роберт Фальк, академик Андрей Сахаров и министр культуры Екатерина Фурцева и многие другие — великие и не очень — персонажи.
Но главных героев всего двое — Вера Ивановна Прохорова, удивительная женщина, чья судьба пропустила через себя все коллизии и трагедии ушедшего столетия.
И пианист Святослав Рихтер, чья жизнь оказалась неразрывно связана с Верой Ивановной.
Выдающийся пианист Генрих Нейгауз, учитель и друг Рихтера, в одном из своих писем ему писал: «Мне бы следовало лет пятьдесят писать, „набивая руку“, чтобы написать о тебе хорошо и верно».
Я осмелился поставить точку в этой книге через одиннадцать лет…
* * *
Святослав Рихтер жил не один.
Камерная певица Нина Дорлиак стала для пианиста гражданской супругой. Но самым близким человеком для Рихтера на протяжении почти шести десятилетий оставалась Вера Прохорова.
Может, потому, что познакомились они, когда Светик, как его называла Вера Ивановна, только-только приехал в Москву. И все у них еще было впереди — у Рихтера слава и плата за свой великий талант, а у Прохоровой — годы лагерей, потом освобождение, работа в институте иностранных языков и дружба со Светиком.
Випа (так, по инициалам имени, отчества и фамилии, ее называют близкие люди) всю жизнь прожила одна. И Рихтер неизменно приходил в ее маленькую комнату в Фурмановом переулке, а затем в такую же небольшую, правда, уже отдельную квартирку в Сивцевом Вражке.
Меня с Верой Ивановной познакомил друг.
«Випа дружила с Рихтером и хочет тебе рассказать о нем. Может, ты потом что-нибудь напишешь».
Вере Ивановне действительно было что рассказать. И, как оказалось, не только о Рихтере.
Когда зимой 1999 года я только перешагнул порог дома Прохоровой, мне вспомнилось точное, не потерявшее с годами яркости, из-за, возможно, чрезмерной красоты и образности, высказывание Виктора Шкловского. Знаменитый писатель в свое время сравнил дверь квартиры Лили Брик с обложкой книги, которую ему посчастливилось приоткрыть.
Впервые придя к Вере Ивановне, я еще не знал, какие удивительные истории предстоит мне услышать. Но сразу почувствовал, что произошла Встреча, о которой можно только мечтать.
Слушая и записывая монологи своей собеседницы, я удивлялся только первое время. А потом, привыкнув к тому, что Прохорова видела и знала едва ли не всех выдающихся людей прошлого (двадцатого) века (со знаковыми же фигурами века девятнадцатого она была связана родственными узами), я уже просто приходил и предлагал: «А давайте сегодня поговорим о Пастернаке». И Вера Ивановна тут же откликалась на мою просьбу и начинала свой рассказ.
Иногда я действовал наудачу, спрашивал: «А вы видели Булгакова?»
И получал в ответ невозмутимое: «Ну как же, мы ведь были соседями».
И далее следовал монолог о писателе и его жене, с которой, как оказалось, Вера Ивановна тоже была в хороших отношениях.
Иногда я ловил себя на желании поправить Прохорову, мол, официально считается, что то, о чем она говорит, обстояло совсем по-другому.
Но вовремя одергивал себя. В конце концов, я об этом читал в книге, а Прохорова видела своими глазами или, по меньшей мере, слышала от тех, кто видел.
И потом, мы ведь не писали с ней учебник истории.
Скорее, у нас получалась «книга судеб».
Вера Ивановна рассказывала то, что знала. И то, что могла знать только она.
* * *
Она никогда не была замужем.
Но и одна, кажется, бывала не часто — то и дело к ней забегал кто-нибудь из студентов или родственников.
Однажды я застал у Прохоровой ее двоюродную внучку. Улучив момент, когда хозяйка отлучилась на кухню — каждый раз она настойчиво требовала, чтобы наши разговоры сопровождались чаепитием, — внучка неожиданно и, как мне показалось, даже с какой-то злобой произнесла: «О Рихтере, значит, расспрашиваете? А вы знаете, что он сломал моей бабушке жизнь? Потому что самое ценное, что было в ее жизни, — это открытки, чемодан с которыми лежит под ее кроватью?!»
В этот момент в комнату вернулась Вера Ивановна.
