История оригинального человека достойна того, чтобы ее знать.
Т. Карлейль. Граф Калиостро Загадочный граф Калиостро! С тех пор как над Европой взошла его звезда удачи, о нем не переставая пишут книги, сочиняют романы, снимают кино. В 1984 году на наши экраны вышел искрометный фильм Марка Захарова «Формула любви», созданный по мотивам повести А. Толстого «Граф Калиостро», и подзабытое имя Калиостро вновь оказалось у всех на слуху. Под аккомпанемент веселой песенки «Уно, уно, уно, уно моменто!» киношный граф, вознамерившийся соревноваться с самим Господом, выводил формулу любви, выступал в роли оракула, вступал во взаимодействие с магнетическими субстанциями, пробуждал стихии и даже дрался на дуэли, но, увы, во всем терпел фиаско. Но так ли обстояли дела с историческим графом Калиостро?
Надо сказать, подлинному Калиостро в России также не слишком повезло: его таланты мага и алхимика в полной мере не оценили, масонскую ложу он создать не сумел, уехал спешно, и не по своему желанию, а по высочайшему приказу. Правда, ходил слух, что на прощанье изобретательный граф задал всем загадку, над которой до сих пор ломают головы: экипаж магистра якобы выехал из Санкт-Петербурга одновременно через четыре заставы, и всюду господин Калиостро оставил свой автограф в книге проезжающих. Вот только никто не сообщает, какое имя начертал граф, — ведь их у него было множество, и в Санкт-Петербург он явился под именем «гишпанского полковника» графа Феникса… Да и перо в руки граф брал редко, можно сказать, что и не брал вовсе… И где теперь эти книги для проезжающих с автографом знаменитости, и были ли они… Пожалуй, наиболее исчерпывающую характеристику пребывания Калиостро в России дала Екатерина II: «Он прибыл сюда, назвавшись полковником испанской службы и испанцем по рождению, распустив слух, что он колдун, мэтр колдун, который может показывать духов, и они ему подчиняются. Когда я это услышала, я сказала: прибыв сюда, этот человек совершил большую ошибку; нигде он не будет иметь менее успеха, чем в России; мы не сжигаем колдунов, за двадцать лет нашего правления было всего одно дело по обвинению в колдовстве, и тогда сенат потребовал доставить колдунов, и когда их привели, он признал их глупцами и полностью невиновными. Господин Калиостро, однако, прибыл в момент весьма благоприятный для него, в момент, когда несколько масонских лож, увлеченные принципами Сведенборга, хотели непременно видеть духов; они побежали к нему, ибо он утверждал, что владеет всеми секретами доктора Фалька, близкого друга Ришелье, который некогда посреди Вены заставил Ришелье принести жертву — черного козла; однако, на его несчастье, Калиостро не смог удовлетворить любопытство тех, кто хотел все пощупать там, где нечего ни смотреть, ни щупать. Тогда господин Калиостро начал свои чудесные секреты с исцелением: он утверждал, что извлек ртуть из ноги подагрика, но подлил ртути в таз, куда опустил ноги сего подагрика. Потом он сделал краски, которые ничего не красили, и химические действия, кои не действовали. Потом он долго ссорился с поверенным в делах Испании, который оспаривал его испанский титул и происхождение, а потом открылось, что он едва умел читать и писать. В конце концов, весь в долгах, он скрылся в погребе Елагина, где он столько шампанского выпил и английского пива, сколько мог; однажды, похоже, он превзошел пределы, т. к., выйдя из-за стола, вцепился в волоса секретаря; тот дал ему пощечину; началась драка. Елагин, утомленный этим братом подвальной крысы, и жалобами секретаря, и большим расходом вина и пива, убедил его вежливо сесть в кибитку, а не лететь по воздуху, как тот грозился, а чтобы кредиторы сей экипаж не задержали, он дал ему в сопровождающие инвалида, который с ним и госпожой графиней ехал до Митавы. Вот история Калиостро, в которой есть все, исключая чудесное»1.[1]
Однако без чудесного не будет графа Калиостро, а останется уроженец Сицилии Джузеппе Бальзамо, авантюрист и шарлатан, который, как и многие его собратья по ловле фортуны, в далеком XVIII столетии колесил по Европе, зарабатывая на жизнь облапошиванием легковерных всеми возможными способами. Единоплеменники Бальзамо из кочевого племени авантюристов передергивали в карты, шпионили, мошенничали, торговали чужими секретами, продавали воздух и полными горстями раздавали обещания. Но если одни, подобно Казанове, про себя смеялись нал незадачливыми покупателями чудес, то другие, подобно Бальзамо, постепенно начинали верить в собственные «чудеса», в свои магические способности и, вживаясь в образ придуманного ими персонажа, отрекались от самих себя и своего подлинного прошлого, заменяя его вымышленной — всегда красивой и таинственной! — историей. Так случилось и с Джузеппе Бальзамо: начав жизненный путь исполненным артистизма мошенником, он завершил его божественным графом Алессандро Калиостро, Великим Кофтой, основателем Египетского масонства, целителем и пророком. Снискав успех под именем Калиостро, авантюрист немедленно отбросил собственное, не всегда приглядное прошлое, сочинил новое и стал так убедительно о нем рассказывать, что, похоже, сам в него поверил. Но главное — в него поверили другие, и с тех пор для многих Бальзамо и Калиостро являются совершенно разными людьми: Бальзамо остался мелким проходимцем, а Калиостро стал великим магом и пророком. История графа Калиостро, растиражированная в многочисленных романах и уснащенная самыми фантастическими подробностями, довольно быстро затмила историю Джузеппе Бальзамо, и если бы не знаменитый роман Александра Дюма-отца «Жозеф Бальзамо, или Записки врача» (1846–1848), настоящее имя Калиостро, наверное, сохранилось бы только в работах историков. Ибо, учитывая тайну, всегда окутывавшую личность графа, любой вымысел о нем и по сей день воспринимается на уровне истины…
Калиостро прославился как алхимик, знаток оккультных наук, прорицатель и целитель. Придуманное им масонство он назвал Египетским, желая подчеркнуть его связь с древними обрядами египетских жрецов, с помощью которых, по его словам, испорченная грехопадением натура человеческая очистится и человек возлюбит Бога и постигнет тайны природы. А избранным, готовым пройти соответствующий обряд, он обещал поистине мафусаилово долголетие. В общем, чародействовал он всерьез, убежденно, с размахом буйной итальянской фантазии. Хотя, как писал в своих «Образах Италии» П. Муратов, «сицилийцы мало похожи на итальянцев, местный диалект представляет собой почти особый язык», а «сицилийский характер полон сдерживаемых страстей, расположен к сосредоточению, к накоплению энергии, разрешающемуся внезапным взрывом»2. Так, может, действительно, как сказано в «Формуле любви», в год и час рождении Калиостро «произошло извержение вулкана Везувий» и вследствие этого «знаменательного совпадения» часть энергии вулкана передалась магу? На протяжении XVIII столетия Везувий и в самом деле выбрасывал мощные потоки лавы, но среди событий, отметивших год рождения Джузеппе Бальзамо-Калиостро, называют прежде всего чуму, разразившуюся в Мессине, городе, расположенном в двухстах километрах от родины магистра Палермо. «Магистр» — так в «Формуле любви» именуется Калиостро; так будем далее именовать его и мы.
