Глава первая
В тот день на главной площади города Вальядолид с утра толпился народ. Крестьяне, что собрались здесь, пришли со всех склонов и долин Сьерра-де-Гвадаррама; кочевые цыгане не поленились проделать путь из таких отдаленных мест, как Толедо. Было много бродяг и нищих, занятых поиском легкой наживы. Они знали, что не уйдут отсюда с пустыми карманами, – да и как иначе, если каждый истинный испанец считал своим долгом нынче оказаться в древней столице Кастилии?
Люди стояли в тени величественного собора Сан-Пабло, но не его внушительный фасад с начертанным на нем завещанием сурового Томаса Торквемада интересовал толпы горожан и приезжих. Не привлекал их внимания и ажурный, как бы парящий в воздухе, купол церкви Сан-Грегорио. Все они взволнованно переговаривались, дыша друг на друга луком – таким же привычным, как палящее полуденное солнце, запах навоза и бычьей крови.
– Ну, когда же? – без конца повторяли один и тот же вопрос. – Ведь уже пора!.. Как вы думаете, у нее будет сын? Испания увидит своего принца?
Они надеялись, что так все и будет – зазвонят огромные колокола соборов Сан-Пабло и Санта-Мария-ла-Антигуа, в городе начнутся пышные торжества, на арены выведут лучших быков, а по улицам пройдут многолюдные процессии с яркими золотыми и лиловыми полотнищами, официальными цветами королевского дома. Каждый сможет напиться дармового вина. Всюду будут танцевать девушки с лилиями и фиалками, вплетенными в волосы, – первые красавицы Кастилии и Андалузии, обольстительные цыганки и еврейки. Вся страна станет веселиться, отмечая рождение нового принца. Вот почему люди с таким нетерпением ожидали этого события. Вот почему вновь и вновь спрашивали друг друга:
– Ну, когда же? Когда?..
* * *
В особняке дона Бернардино де Пиментель, стоявшем неподалеку от собора Сан-Пабло, в одной из комнат сидел молодой человек двадцати семи лет. Освещение в комнате было скудным, мебель почти отсутствовала, но на стенах висели гобелены, часть из которых королева Изабелла выткала во время беременности.
Молодой человек смотрел под ноги, сложив руки на коленях и нетерпеливо покусывая нижнюю губу и поглаживая жидкую бородку. Он настороженно прислушивался. Ему не хотелось заходить в покои супруги до тех пор, пока оттуда не донесется плачь младенца. Там будет много женщин – служанок жены, придворных дам, повитух. Они слишком боятся его, Карла Первого Испанского и Пятого Германского, самого могущественного и самого сурового из всех монархов. Нет, лучше не отвлекать их от той чрезвычайно важной задачи, которую им предстоит выполнить. Как после взятия какого-нибудь города, когда его солдатам нужно дать полную свободу действий.
Он знал, в какое время и как ему следует поступать. Иначе бы перед ним не трепетали в ужасе вся Европа и весь христианский мир.
Он молил Бога послать ему сына – принца, похожего на него самого, великого правителя, сочетающего в себе здоровье и силу Габсбургов с тонкостью и проницательностью испанцев. Сам он был чистокровным фламандцем. Выходец из Фландрии, он иногда чувствовал свою чужеродность в этой стране с населяющими ее смуглыми темпераментными людьми, судьбы которых находились в его полной власти. Полиглот, в совершенстве знавший большинство диалектов своей обширной империи, на кастильском наречии он изъяснялся как иностранец. Его белокурые волосы, румяные щеки и любовь к изысканной пище – все это досталось ему в наследство от Габсбургов. Он обладал неиссякаемым запасом физической энергии, которую с удовольствием тратил на свои нескончаемые военные походы, на рыцарские турниры и на пухленьких немок.
Был он однако человеком неглупым и не тешил себя иллюзиями относительно будущего своей династии. Ему случалось впадать в глубокую меланхолию, отчасти вызванную мыслями о судьбе его потомков. В такие дни он не переставал думать о своей матери, королеве Хуане, влачившей жалкое существование в замке Алькасар-де-Сан-Хуан. Там она целыми неделями и даже месяцами ходила в одних и тех же грязных лохмотьях, не подпускала служанок к своим слипшимся, кишащим паразитами, седым волосам, что свисали длинными спутанными прядями (хотя иногда ей взбредало в голову украшать их драгоценными камнями) и оглашала высокие своды воплями о том, что убьет своего неверного супруга (умершего двадцать лет назад), если тот не перестанет изменять ей с какими-то новыми шестью любовницами. Ее прозвали ведьмой. Не будь она матерью всемогущего властелина Испании, инквизиторы уже давно сожгли бы ее на костре.
Мать императора – сумасшедшая! Такие мысли не улучшают настроения, когда в комнате за стеной с минуты на минуту должен родиться сын императора.
Кроме того, супруга императора, Изабелла, приходится ему двоюродной сестрой, и ее кровь заражена тем же пороком. Сможет ли ребенок избежать их дурной наследственности? Будет ли он здоров духом и телом?
Император чувствовал настоятельную необходимость молиться о его будущем.
– Потушите свет! Потушите свет! – закричала женщина, лежащая на постели.
Над ее изголовьем склонилась донья Леонора де Маскаренхас.
– Мы не зажигали свечей, Ваше Высочество. А окна плотно занавешены, свет через них не проникает.
Леонора, грузная португалка, убрала волосы с лица королевы и вернулась на свой стул возле постели.
– Должно быть, уже скоро, Ваше Высочество. Осталось совсем немного.
Королева Изабелла кивнула. Должно быть, уже скоро. Не могут же эти мучения длиться целую вечность! Ее губы прошептали:
– Господи, пошли мне принца. Пусть мой супруг обрадуется… пусть мой сын будет крепким и здоровым.
Ей предстояло совершить гораздо больше, чем просто родить ребенка, и она это хорошо знала. Вскоре на свет должен был появиться младенец – мальчик, в котором его отец желал видеть будущего властелина мира. Никогда Изабелла не забывала своего высокого призвания. Дочь португальского короля Эммануэля Великого, происходившая от прославленного Фердинанда Арагонского и еще более прославленной Изабеллы Кастильской, она с самого рождения была предназначена в жены мужчине, который от своего отца Филиппа унаследовал множество германских владений – Австрию, Милан, Бургундию, Голландию и Нидерланды; и все это обширное наследство вместе с испанской короной, доставшейся императору от его матери, помешанной королевы Хуаны, должно было перейти к ребенку, никак не желавшему покидать материнское чрево.
За время супружеской жизни Изабелла видела, какая глубокая меланхолия порой овладевала ее дородным супругом. В такие дни она с содроганием вспоминала о судьбе его матери, а в душе задавалась вопросом о том, насколько фанатический пыл великой Изабеллы Кастильской – бабки Карла и матери обезумевшей Хуаны – мог быть следствием порока, общего для всего их древнего рода. Ведь если Изабелла Великая и объединила Испанию, то с помощью своего супруга Фердинанда и святого старца Томаса Торквемада она также привела в действие организацию, по капле выдавливавшую кровь из всех, кто угрожал ее власти. При Изабелле инквизиция из карлика превратилась в монстра. С годами это чудовище изобретало все новые пытки, которых никто не мог избежать.
