Книга Зачёт по выживанию - Владимир Кузьмин

Настя проснулась резко и без видимой причины. Да и вообще увидеть хоть что-то было сложно – темень и мрак вокруг. А причина, скорее всего, являлась неким ощущением, то есть материей, глазами невидимой даже при свете. Но с другой стороны, разбудить ее могло и нечто реальное, а значит, подвластное другим чувствам помимо зрения. Так что Настя на всякий случай прислушалась, хоть и не надеялась услышать ничего важного.

Ночной ветер шелестел листьями и травой. С противоположной стороны лагеря послышался легкий скрежет – наверное, один из прирученных абрашей усаживался на своем месте поудобнее. Ну и совсем издалека, с настоящего болота, доносился лягушачий рев. Здесь, на таком большом расстоянии, ухо его едва воспринимало, но если кому не повезет оказаться хотя бы в два раза ближе… Оглохнет, наверное. А подойди совсем близко – оглохнет наверняка!

Но все эти звуки привычные, как посапывание спящей на второй койке Юстыси или доносящиеся из соседнего шалаша всхлипы Эльзы. Не могли они разбудить и заставить беспокоиться.

На всякий случай Настя потянула носом. Чуть-чуть пахло грибами, чуть-чуть дымком костра, а в основном запахами леса, тоже уже ставшими совершенно привычными.

Но сон-то как ветром сдуло! Опять же ей через полчаса все равно посты проверять, отчего не сделать это прямо сейчас. Тем более что долго собираться не придется. Настя не стала зажигать огонек, на ощупь дотянулась до куртки, висящей в ногах на сучке стойки, поддерживающей крышу шалаша, там же были подвешены и кроссовки. Все остальное и так было на ней, в дежурство все спали не раздеваясь, так что осталось сунуть руки в рукава, а ноги в кроссовки, и готова.

Оделась и обулась она сидя на кровати и лишь после спустила ноги на пол. И очень хорошо, что не опустила их босыми – под ногами сразу раздался хруст. Противные орешки вновь проложили свою тропинку прямиком через шалаш. По большому счету ничего страшного в этом не было, разве что раздавленными панцирями легко поцарапать кожу на ногах. И не факт, что это не приведет к воспалению. А неприятностей здесь выше головы и без таких досадных мелочей. Работы еще больше, потому болеть или даже прихрамывать противопоказано.

Настя осторожно подвигала ногой, опасаясь теперь не за себя, а за глупых орешков, но один из них все равно оказался раздавлен. Выходила она не спеша, шаркая ногами и расталкивая ночных гуляк носками обувки, уже добравшись до выхода, шагнула обычным образом, решив, что тропка не может быть шириной во всю длину шалаша, но под ногами вновь захрустело.

– А так вам и надо! – разозлилась Настя. – Объясняешь им, объясняешь!

Хотя, скорее всего, это был новый, едва вылупившийся выводок – вон панцири до чего хрупкие, – которому никто ничего «объяснить» попросту не успел.

Снаружи оказалось почти так же темно, как внутри шалаша, и пусть лагерь она могла обойти, ни разу не споткнувшись с закрытыми глазами, но вот же орешки невесть откуда и куда ползут, значит, и кто пострашнее мог пробраться. Лучше не рисковать. Настя «запалила огонек», но почти тут же налетел порыв ветра и потащил его за собой. Пришлось доставать из кармана свечу и разжигать ее. Свеча не огонек, сразу не разгорается, зато ветром не унесет. Настя распустила паутинку свечи, намотала нижний край на карманную пуговицу куртки и дала свечке взлететь над головой. Та как раз успела разгореться, и ее света теперь хватало, чтобы видеть все шагов на десять-пятнадцать вокруг.

Время до проверки еще оставалось, так что Настя решила заглянуть за полог шалаша Эльзы и посмотреть, как она там. За пологом у Эльзы всегда светился крохотный ночничок, так что свою свечку тащить вниз не пришлось.

Девочка лежала, до подбородка укрывшись пледом. Лицо на фоне рыжих волос, разбросанных по служившему подушкой рюкзачку, казалось бледным-бледным. Да не казалось, она и днем последнее время была бледна. Но днем хотя бы изредка улыбалась, а не всхлипывала непрестанно, как ночью. Или когда спала днем, потому что спала она часов по двадцать в сутки и все равно слабела с каждым часом.

После очередного всхлипа что-то зашевелилось у Эльзы на груди под пледом, там, где, как показалось Насте, были сложены Эльзины руки. Впрочем, руки там и были, но лежали они не пустыми, а обнимая крошечного зверька, который сейчас и выбрался из-под пледа. Сел рядом со щекой Эльзы, сладко потянулся и зевнул, лупая заспанными глазенками.

– Ну я тебя… – прошипела Настя и, чуть вытянув вперед ладонь, сцапала звереныша ежовой рукавицей. Тот, повиснув в воздухе, стиснутый невидимой хваткой, отчаянно зашипел, оскалил зубы и сразу перестал казаться этакой умильной плюшевой игрушечкой. Глаза сверкнули красным, зверек разорвал оковы и юркнул сквозь ветки шалаша.

– Ох, кто-то за это поплатится, – сказала сама себе Настя.

А Эльза шумно и как-то облегченно вздохнула, а не всхлипнула, как всегда.

– Ну почему мне никто не верит?! – всхлипнула вместо нее Настя.

Она аккуратно запахнула полог и прямиком пошла к ночным постам. Ну, насчет прямиком – сказано с большим преувеличением, по многим причинам их небольшой лагерь был поставлен в полном беспорядке, так что приходилось обходить и шалаши, и «столовую», и непослушного абрашу, который никак не желал уходить за территорию лагеря, а умостился поперек едва не единственной здесь и без того петляющей тропинки.

Впрочем, к абрашам Настя относилась снисходительно, даже с симпатией, вот и этому самому бестолковому кинула под ствол горсть семян арбузного яблока. Абраша благодарно зашуршал ветками и подтянул их ближе к стволу, уступая захваченную им дорогу.

– Если тебе этот рыжий наглец попадется, оставь его голым! – посоветовала Настя и пошла дальше.

Непутевый абраша, хоть и влез на тропинку в самом неудобном месте, на самом деле на их территорию проник всего-то на метр с небольшим. Но он уже находился за ночным куполом, а его сродственнички стояли за пределами защиты. В свете свечки купол был сейчас виден пусть не сам по себе, а из-за облепивших его капелек. Тех очень тянуло забраться внутрь, и они обсыпали его в некоторых местах сплошным слоем, похожим на намерзший на оконное стекло лед. Даже узоры кое-где похожие получались.

А ветки довольно плотно стоящих за куполом абрашей почти сплошь были усыпаны снежинками. Самые крупные снежинки были с ладонь, самые мелкие с копеечную монетку. Но почти все немного светились, пусть не столь ярко, как капельки, пусть заметно это неяркое сияние лишь при полной темноте, зато их свечение было разноцветным и красивым. Конечно, это были не снежинки, скорее бабочки, но уж очень по форме они были схожи со снежинками. Да и состояли почти из одной воды. Сядет такая бабочка-снежинка на ладонь, ты ее другой прикроешь, и остается только ощущение холодка и мокрое место. Очень хрупкие. Зато безвредные, не то что капельки-кровососы. Снежинки, судя по всему, питаются соком растений. А вот на абрашей они зря садятся. Нет, у них в листьях тоже сок подходящий имеется. Но вот какая история получается: снежинки стараются покормиться абрашами, их лиственным соком, а тем самим снежинки как корм подходят. Так что половина их улетает довольная жизнью, а половина остается навсегда, всасывается теми же листиками.