Пролог
Англия, 1792 год
В двух обстоятельствах Рейн Толланд Уаймен был совершенно уверен: во-первых, ему сегодня исполняется пятнадцать лет, во-вторых, он умирает. Он тревожно заерзал в темноте и сразу же обнаружил, что кто-то его держит. Сначала Рейн ничего не видел, а потом, скосив глаза, сосредоточил взгляд на внезапно возникшем круге света. Он не знал, происходило ли это на самом деле или было порождением горячечного бреда. Да в общем-то это было и не важно. Свет понемногу прогонял тени с его истощенного тела, передвигаясь от ног все выше, пока не достиг обнаженной груди.
Рейн подавил рыдание, впервые заметив двух толстых пиявок, присосавшихся к его груди, скользких, темных, гладких, поблескивающих в слабом свете.
Господи! Он мог бы поклясться, что слышит, как они высасывают из него жизнь.
– Мама, – прохрипел Рейн голосом, сорванным от крика в самый тяжелый период болезни.
Рука у него дернулась. У мальчика не хватало сил, чтобы опустить ее и занять удобное положение.
К Рейну приблизилась чья-то рука, сжимая его мягкую кисть. Прохладные пальцы, обтянутые кожаной перчаткой, могли принадлежать кому угодно, но хрупкую руку Рейн узнал сразу же, даже в полубреду. Мальчик ухватился за эту ладонь, словно она была единственным, что держало его на этом свете.
– Тихо, малыш, я с тобой, – проворковал женский голос.
Это была его мама. Точнее, бабушка – единственная оставшаяся в живых родственница, которая была Рейну матерью в большей степени, чем та женщина, которая его родила. Одетая во все черное, она сливалась с тенью. Кружевной чепец на ее аккуратно зачесанных седых волосах был единственным ярким пятном, позволявшим различить ее на темном фоне.
– Я умираю, мама.
– Глупости! – резко произнесла она, и ее выцветшие голубые глаза наполнились слезами, потому что ей тоже было страшно. – У тебя тяжелая лихорадка, но ты выздоровеешь. Выздоравливай ради меня.
Свет потускнел и исчез, как будто его вообще не было. Рейн слышал голоса вдалеке. Кто это говорил? Бабушка? А может быть, врач, который лечит его и брата? Девлин. Старший сын. Драгоценный наследник. Он заболел за два дня до того, как у Рейна началась лихорадка. Их мать бросила все дела и проводила дни, молясь у постели Девлина. Насколько Рейн знал, она ни разу не подошла к постели своего второго сына. Вдали прогремел гром. Рейну казалось, что он чувствует капли дождя на своей коже, хотя воздух в комнате оставался спертым.
– Мама!
На этот раз она не ответила. Он повернул голову, удивляясь тому, что полог над кроватью задернут. Неужели они не понимают, что ему тяжело дышать? Разве они не слышат, что он их зовет? Страх имеет вкус, решил Рейн. Это смесь крови, соленого пота и застарелой мочи. Мальчик сглотнул. Темнота в комнате пульсировала в одном ритме с движениями извивающихся ненасытных паразитов, которые медленно убивали его.
– Уберите их!
Ударила молния. По телу Рейна пробежала дрожь. Он дышал с трудом, как человек, который тщетно пытается втянуть в себя последний глоток воздуха. Молния ударила снова, а потом еще и еще. Казалось, гроза бушевала с такой же силой, как и безумная боль в его измученном теле. Если бы Рейн мог, он сорвал бы этих прожорливых тварей со своей груди и размазал их жирные внутренности по дубовому полу. Такие мысли мучили его больную голову, пока он снова не услышал голоса.
– Нашему человеку требуется свежее мясо, – предупредил мужской голос.
– Свеже́е не бывает. Я слышал, что этот парень умер два дня назад.
Умер? Рейн пытался понять смысл слов, которые крутились у него в голове.
Девлин умер? Так вот почему здесь никого нет!
– Жаль! Не успел пожить! – продолжал таинственный мужской голос.
– Он из дворян. Я сам видел старую леди. Она была в трауре и рыдала вместе с такими же одетыми в черное старыми развалинами. Я слышал, что он болел. А сегодня утром они потеряли старшего. Если и дальше так пойдет, я смогу разбогатеть.
– Болел? – Человек помолчал, обдумывая, имело ли это для них какое-нибудь значение. – Я уверен, наш клиент знает, что товар подпорчен.
От нового удара грома содрогнулся дом. Рейн задрожал, когда разбушевавшаяся стихия сорвала крышу. Он чувствовал, как дождь бьет его по щекам, но был слишком слаб и мог лишь лежа подставлять лицо под струи, смывающие с него капли пота.
– Поднеси фонарь поближе, чтобы мы смогли его рассмотреть. – Мужчина поцокал языком. – Совсем юный, лет пятнадцати, не больше. Заказчик говорил, что дети ему не нужны.
– Мы получим за него две гинеи. Он скорее мужчина, чем ребенок.
Рейн почувствовал, как чьи-то холодные руки схватили его за голову. Бесцеремонно дергая и переворачивая его, незнакомцы вытащили его головой вперед под дождь. Мальчик попытался заговорить, но его рот и нос были заполнены водой. Даже почти ничего не видя, он уловил, как что-то блеснуло, и осознал, что это нож. Рейн почувствовал, как с его тела срезают одежду.
– О, посмотри-ка на эти раны! Возможно, присосавшиеся пиявки убили его раньше, чем доконала лихорадка.
Он был мертв. «Нет, не совсем так», – мысленно поправил себя Рейн.
Эти люди считают, что он мертв. Они упомянули о пиявках, о лихорадке. Он лежит не в постели. Это не Девлин умер. Это он умер. По крайней мере, так решила его семья. Боже, они похоронили его заживо!
– Помоги мне. Проклятый мешок так промок, что я не могу впихнуть его туда. Я подержу, а ты надевай на него мешок через голову.
Несмотря на холодный дождь и наготу, Рейну стало немного теплее. Он почувствовал боль в мышцах, когда попытался заставить свое бессильное тело двигаться. На него натягивали тяжелый мешок. Рейн чувствовал запах дождя, исходивший от рук, двигавшихся прямо возле его носа, и запах земли, той земли, которая чуть не поглотила его целиком, несмотря на то что он был жив. Рейн вскинул руки, уцепившись за запястья своего спасителя. Тот легко освободился от его захвата, и двое мужчин с удивлением отскочили подальше от него.
Рейн с трудом сел, и его синие губы наконец втянули воздух, которого ему так не хватало. Сейчас ему было не до незнакомцев, бормочущих полузабытые молитвы. Рейн понимал, что, судя по звукам, которые он издавал, когда его легкие исторгали жидкость и вдыхали воздух, он был похож скорее на монстра, чем на человека. Но мальчик был слишком занят возвращением к жизни, чтобы втолковать этим людям: он абсолютно безопасен. Позднее у него еще будет время посмеяться над тем, что два кладбищенских вора, намереваясь похитить его труп, спасли его от ни с чем не сравнимого кошмара умереть от удушья, будучи похороненным заживо.
