Книга Подарок Сахары - Ирина Щеглова

В Москве, несмотря на начало лета, было совсем не жарко. Вот уже неделю из унылых толстобрюхих туч поливало холодным дождем. Без плаща и зонта не обойтись.

Мы с мамой приехали в аэропорт одетые совсем не по-летнему, а через несколько часов оказались в жаркой, залитой солнцем Африке, точнее в Алжирском аэропорту. Наверно, от волнения мама забыла меня предупредить, и я не успела переодеться. Так и плавилась к джинсах и ветровке, не замечая жары и глазея на разноцветную толпу, заполнившую аэропорт.

— Мам, почему у них столица и страна называются одинаково?

— Не знаю. Так получилось, — мама нервничала. Во-первых, она что-то напутала с билетами и днем вылета. С нами должны были лететь какие-то Павлышевы, но, как оказалось, у них были билеты на другой рейс. А во-вторых, нас не встретили.

Я, честно говоря, струхнула, но не мама. Убедившись в том, что никто нас не ждет, она быстро отыскала российского представителя, тот связался по телефону с посольством, и за нами приехал Гена. Он так и представился, по очереди пожав руки мне и маме.

Гена выглядел потрясающе в ярко-желтой кислотной футболке и рыжих летних брюках. Он был такой яркий, необычный, совсем «не русский». Человек, всем своим видом поминутно выражающий восторг, кипящий эмоциями, все в нем было картинно, с жестами, напоказ. Он ужасно много суетился, усаживая нас в свою машину: устраивал нас, укладывал багаж, бегал вокруг, бессмысленно хлопая дверцами. Я прятала усмешку. Это он так перед нами хвост пушил…

Наконец, Гена в последний раз хлопнул дверцами и сел за руль. Поехали.

В машине мне удалось стащить с себя ветровку. Мама всю дорогу пыталась затолкать наши одежки в сумку, одновременно растерянно кивая в ответ на вопросы-утверждения золотисто-желтого и вкрадчивого Гены. Мама ему определенно нравилась, и он, по-моему, волновался за нее больше, чем она сама. Я неотступно следила за ним, и от этого Гена смущался еще сильнее.

Из их разговора я поняла только, что папе позвонили и что-то напутали со временем нашего прилета. Теперь нам надо было непременно его дождаться, потому что нам предстояло еще проехать около восьмисот километров, то есть практически пересечь всю страну, а без мужчины делать этого не рекомендовалось, точнее сказать, категорически запрещалось.

— Тут у нас, знаете ли, не там, — пошутил Гена.

Он привез и поселил нас в большом белом доме с террасой. Дом стоял прямо над морем, над обрывом. Внизу, среди густой зелени, виднелись многочисленные плоские крыши других домов, а там, дальше, на темном аквамарине в дымке стояли большие корабли.

— Там порт, — сказала мама.

— Это Средиземное море? — спросила я.

— Да.

— А когда приедет папа?

— Завтра.

На втором этаже уже жили русские, мы разместились на первом.

Я прошлась по темным нежилым комнатам, заставленным чужой мебелью, подергала жалюзи и спросила у мамы:

— Мы здесь поживем?

— Наверное, — ответила мама и почему-то вздохнула.

А мне понравилось. Я сразу отправилась на разведку и увидела незнакомую девочку, она стояла на веранде и, перегнувшись через перила, с любопытством меня разглядывала.

Хорошенькая, как кукла: на вид — лет двенадцати, в пышном белом сарафане и открытых шлепанцах с розами.

— Приве-е-ет… ты ру-у-сская? — нараспев произнесла незнакомка. У нее были длинные светлые волосы и очень симпатичное личико.

— Русская! — обрадовалась я.

Девочка встряхнула головой, отбросила назад волосы и представилась:

— Меня зовут Настя, а тебя?

— Ира…

— Поднимайся ко мне, — предложила Настя. Я взбежала по лестнице и подошла к ней. Отсюда море было видно еще лучше. А я на море была очень давно, еще маленькой с бабушкой. И то было Черное море, а это — Средиземное.

— Ух ты! — восхитилась я.

— Здорово, да-а? — спросила Настя, она повернулась и оперлась спиной о перила веранды.

Девчонка была забавной, хоть и задавалась немного.

— Пойдем, я познакомлю тебя с мамой, а потом все здесь покажу, — по хозяйски распорядилась Настя.

Ее мама лежала в шезлонге, подставив солнцу лицо. Она казалась усталой, но все-таки поздоровалась со мной и спросила, откуда я приехала. Я рассказала о нашем городе, о том, что мой отец геолог, у него длительная командировка, и они с мамой живут сейчас в поселке в горах, потому что там месторождение, а меня мама привезла на летние каникулы.

Родители улетели в Алжир в прошлом году, еще осенью. Как же я страдала оттого, что меня не взяли! Но жить с ними у меня не было никакой возможности из-за отсутствия русской школы. Школы были только при нашем посольстве, да еще, кажется, в одном городе, где работали российские специалисты. Не наездишься.

Потом со мной случилось еще одно разочарование: родители взяли и приехали на новогодние праздники, а я так надеялась провести каникулы у них, все-таки экзотика, Африка, к тому же я за границей не была ни разу, если не считать Крыма, конечно. На мои восторженные расспросы папа в основном отшучивался, а мама больше хмурилась и отмалчивалась. Видимо, не нравилось ей. А мне так хотелось посмотреть на другую страну, другой континент, на людей, ведь там все совсем по-другому. Когда отец рассказал о командировке, я так разволновалась! Перерыла Интернет, собирая сведения, рассматривала картинки: ярко-рыжая Сахара, бедуины и туареги в причудливых одеждах, развалины древних крепостей, белые дома, рассыпанные по живописным склонам, женщины в халках и лааджарах (белое одеяние, скрывающее фигуру, и лицевой платок), смуглолицые мужчины. Апельсиновые рощи и пальмы, гроздья фиников и смокв. Вспоминались сказки Шахерезады из «1000 и одной ночи», всемогущие джинны, волшебные лампы, колдуны из Магриба, караваны верблюдов, тончайшие ткани, драгоценные камни, ароматы пряностей и душистых масел… Голова кружилась от мечтаний. Я не могла дождаться лета. Ведь мне твердо пообещали.

И наконец в конце мая за мной прилетела мама.

Все это я, торопясь, рассказала Настиной маме, лежащей в шезлонге с закрытыми глазами. Она едва кивнула в ответ. Вяло махнула рукой, видимо, хотела, чтоб мы оставили ее в покое.

— Ужасно болит голова, — чуть слышно пожаловалась она.

Потом мы с Настей исследовали участок вокруг виллы, огороженный высокой проволочной сеткой. На сетке висели чумазые «арабчата» в живописном тряпье, так мама назвала алжирских детей, они галдели и показывали на нас пальцами.