Пролог.
Лондон, Март 1804 г.
РАННИМ УТРОМ в среду, 7 марта 1804 г., двое господ выехали из Лондона, проследовав через Хайд-Парк-Корнер в направлении Кенсингтона. За ними двигался экипаж, в котором также сидели двое господ, а еще дальше верхами следовали другие. Эта небольшая кавалькада двигалась рысью по дороге на Кенсингтон. Через сотню-другую ярдов от указателя, отмечавшего расстояние в две мили от Хайд-Парк Корнер, — на сегодняшней Кенсингтон-Хай-Стрит — она повернула в северном направлении у постоялого двора «Хорс-энд-Грумм». За ним простирались заливные луга, которые шли до больших и ухоженных садов Холленд-Хауза.
Место это, в котором находилось несколько прудов для разведения рыбы, ставших позднее искусственным декоративным озерцом, все знали как Моутс. Заливные луга в то время года — ранней весной — были в изрядной мере заболоченными. Ближе всех домов располагался Литл-Холленд-Хауз, в котором жил некий мистер Отти. Двое джентльменов и их секунданты проследовали от постоялого двора на луг и заняли места на дистанции в 30 шагов — ровно 29 ярдов — друг против друга; при желании представлялось возможным даже сосчитать эти шаги, поскольку на набухшей от влаги земле остались четкие отпечатки обуви участников дуэли{1}.
Без четверти восемь утра Джордж Робинсон, главный садовник Холленд-Хауза, наблюдал четверых джентльменов «там на поле» — в 300–400 ярдах от него. Затем Робинсон услышал звук выстрелившего пистолета, а двумя или тремя секундами позднее — другого и увидел поднимающееся облачко дыма. Один из двух мужчин упал. Пока Робинсон шел к месту происшествия, двое из тех господ, которых он заметил ранее, подбежали поближе и — прежде чем исчезнуть — обратились к нему с патетическим воззванием не отказать в помощи раненому. Один из помощников садовника, Джеймс Шире, достиг пострадавшего и приподнял его, лежавшего на земле, которую покрывала вода да так, что «налилась ему в ботинки». После этого с помощью других садовников лорда Холленда раненого удалось водрузить на кресло и оттранспортировать к расположенному рядом — ярдах в 200 или 300 — Литл-Холленд-Хаузу. Там пострадавшего отнесли наверх по лестнице и уложили в постель, где в скором времени его осмотрел врач, Саймон Николсон.
Раненым оказался 29-летний Томас Питт, второй лорд Кэмелфорд, кузен Уильяма Питта-Младшего, занимавшего на протяжении большинства из предшествующих 20 лет пост британского премьер-министра. Его оппонентом, который вместе с секундантами предпочел побыстрее сбежать с места происшествия, был морской офицер, капитан Бест. Прежде оба дуэлянта отлично проводили время в компании друг друга на хмельных пирушках, неплохо развлекались и отлично ладили. Дружба дала трещину после того, как Бест, находясь в опере, позволил себе отпустить шутку в адрес Кэмелфорда в разговоре с женщиной, известной лишь как «Миссис С» и отвечавшей в то время взаимностью Кэмелфорду, но бывшей ранее подругой Беста.
Кэмелфорд, которому «Миссис С» передала ремарку Беста, встретился с последним в кафе «Принц Уэльский», где оба обычно обедали, чтобы объясниться с приятелем. «Сэр, — начал Кэмелфорд, — я нахожу, что вы высказались обо мне совершенно неподобающим образом». Капитан Бест отверг обвинение, вследствие чего Кэмелфорд назвал его «подлецом, лгуном и негодяем». В тех кругах, где вращались Кэмелфорд и Бест, подобные несдержанные выражения не могли повлечь за собой ничего иного, кроме дуэли. Соответственно, оба назначили секундантов, которые в свой черед договорились о времени и месте поединка.
Капитан Бест покинул кафе «довольно возбужденным», и скоро Кэмелфорд получил записку. Персонал заведения, предполагая, что дело идет к дуэли, с «истинно похвальной озабоченностью» уведомил полицию в надежде, что та, возможно, сумеет перехватить дуэлянтов до того, как те успеют сойтись в поединке. Однако полиция, несмотря на выставленные у домов обоих господ караулы, не смогла задержать ни того, ни другого. На следующее утро Кэмелфорд и Бест вновь встретились в кафе, о чем договорились их секунданты. Бест попытался подвигнуть Кэмелфорда к тому, чтобы тот взял свои слова назад.
«Кэмелфорд, — начал Бест, — мы были друзьями, и мне известна широта вашей души, о которой вы сами, возможно, не подозреваете. Вы оскорбили меня, доверившись проститутке. Не настаивайте на условиях, которые способны повлечь гибель одного из нас». Но Кэмелфорд ответил: «Бест, что за детские игры? Все будет, как будет». Не исключено, что Кэмелфорд отказался взять свои слова назад по причине того, что капитан Бест пользовался репутацией одного из лучших стрелков из пистолета в Англии. Естественно, Кэмелфорд опасался, что примирение с таким человеком навлечет на него самого подозрение в трусости.
Кэмелфорд был противоречивой личностью. Как и Бест, он служил во флоте, где «заслуженно зарекомендовал себя как человек мужественный и отважный». Вместе с тем его считали довольно эксцентричным в том, что касается манеры одеваться и вообще внешнего вида. Он отличался вспыльчивостью и задиристостью. Модный тогда бокс стал его страстью. В общем, он любил поспорить и подраться.
Частью дуэльного ритуала являлось подведение итогов жизни в бессонную ночь перед поединком. Мужчины обычно использовали долгие часы перед неизвестностью для того, чтобы составить завещание или написать прощальные письма тем, кого они любили. В ночь перед дуэлью Кэмелфорд вставил в завещание параграф следующего содержания:
…Я в полной мере зачинщик конфликта как в прямом, так и переносном смысле слова. И если я погибну в столкновении, которого сам же и добивался, я торжественно запрещаю любому из моих друзей и родственников — кому бы то ни было из них — каким-нибудь образом чинить обиды моему противнику и преследовать его. В том случае если, несмотря на все вышесказанное, против него будут применены законы страны, я желаю, чтобы эта часть моей последней воли была доведена до короля в надежде растрогать монаршее сердце, дабы государь проявил к нему (противнику) свое милосердие.
Волю Кэмелфорда так или иначе уважили, поскольку ни Бест, ни секунданты не были подвергнуты преследованию.
Николсон — врач, которого позвали к раненому Кэмелфорду — не питал особых надежд на возможность выздоровления пациента. Пуля Беста вошла в грудь Кэмелфорда в области пятого ребра, прошла через долю правого легкого и засела в позвоночном столбе — в шестом позвонке. Нижняя часть тела раненого отнялась, а грудина наполнилась кровью. Кэмелфорд промаялся в агонии трое суток до вечера субботы, когда и скончался.
Он чудачил и напоследок — завещал похоронить себя в швейцарском кантоне Берн, причем под указанным особо деревом на острове Сен-Пьер на Лак де Бьенн (Бильском озере). Кэмелфорд когда-то учился в Швейцарии, и то место навевало на него ностальгические воспоминания. Для этой цели Кэмелфорд оставил целых 1000 фунтов стерлингов городу Берну, чем, по мнению одного знакомого, лишний раз «доказал собственное безумие»{2}.
