Глава 1
4 декабря
Миган Ланкастер свернула на прибрежную дорогу, как сворачивала уже сотни раз. Легкие сероватые облачка и солнечные пятна мешались с сине-зелеными водами Мексиканского залива. Пенистые волны накатывались на белый песок. Десятки чаек усеивали береговую полосу. Легкий ветерок играл в прибрежных зарослях.
Привычная картина. Она видела это сотни раз, наезжая в большой дом на берегу. Все так и не так.
Она поерзала на сиденье, пытаясь удобнее пристроиться за рулем своего роскошного черного седана, который специально приобрела ради удобства. Но все было напрасно. С таким животом особенно не подвигаешься, к тому же ей позарез нужно было в туалет. Опять.
Она свернула к автозаправочной станции и стала шарить в поисках своих коричневых туфель. Она их сняла, когда в последний раз останавливалась, и бросила на пассажирское сиденье. О том, чтобы нагнуться и надеть их, сидя за рулем, нечего было и думать; она открыла дверцу машины и кое-как повернулась боком, чтобы ноги повисли снаружи. Туфли отлично сидели, когда она села в машину в четыре часа, выезжая из Нового Орлеана, а сейчас она еле надела их. Распухшие ноги – еще один побочный эффект беременности, к которому она оказалась неподготовленной.
Не обращая внимания на затекшие ноги и ноющие мышцы, она направилась в дамскую комнату на бензозаправочной станции, а на обратном пути купила бутылку воды. Прежде чем снова сесть в машину, она покрутила шеей и расправила плечи. Затем включила зажигание.
Еще одна остановка, перед тем как взбежать по ступенькам в «Пеликаний насест» и зарыться в подушки мягкого дивана. Она уже давно не была в доме на побережье, и в буфете шаром покати. А, кроме беготни по туалетам, у Миган последнее время появилась еще одна слабость: ей все время хотелось есть. Едва подумав об этом, она машинально сунула руку в полиэтиленовый пакет под боком, достала курагу и стала жевать.
Двадцать три дня до появления на свет ребенка. Двадцать три дня полного безделья, если не считать визитов к доктору Брауну, милостиво согласившемуся принимать роды. А потом еще неделя праздной жизни до возвращения на работу. Если повезет и она умудрится не попадаться на глаза знакомым, дело обойдется без лишних расспросов на предмет безмужней беременности, а учитывая их разрыв с Джоном год назад, и вообще без близкого мужчины в ближайшем окружении.
Впрочем, правдоподобная легенда у нее есть. Мало ли что. Она уже апробировала ее на Фенелде Шелби и Сандре Верней, двух женщинах, миновать которых ей все равно не удалось бы. И обе проглотили ее объяснения – смесь полуправды с существенными умолчаниями.
Фенелда – что-то вроде экономки при «Пеликаньем насесте», последние два года после смерти бабушки она присматривает за домом. Сандра Элоиза Берней-Рамсей Третья – ближайшая подруга мамы в Ориндж-Бич; она не отходила от бабушки до самой ее смерти. Сандра обидится на всю жизнь, если Миган не объявится. А надеяться на то, что она не узнает о ее приезде, глупо. В Ориндж-Бич и муха не пролетит, чтобы Сандра об этом не узнала.
Миган на небольшой скорости проезжала мимо растущего как на дрожжах целого курортного поселка. Сплошная новостройка. Последние годы здесь началось бурное строительство и приезжало все больше туристов, открывших красоты Алабамского южного побережья с пляжами из ослепительно белого песка и чистыми и яркими как изумруд водами. Супермаркеты, рестораны, универмаги и бутики – все это будет кишеть народом весной, но сейчас в мертвый зимний сезон здесь было безлюдно. Летний поток схлынул, а до нового еще далеко, и лишь редкая зимняя птица залетит в эти края и совьет гнездо в новеньких высотках.
Нажав на тормоз, Миган повернула на стоянку перед большим новым магазином сувениров. Надо купить пару сандалий на распухшие ноги. Туфли так жали, что даже добираться до прилавка было пыткой.
Остановив машину, она с трудом извлекла из-за руля свой непомерный живот. В это время из магазина вышли две девчушки с огромными пакетами в руках. Они двигались так грациозно, будто летели по воздуху, – разительный контраст с неуклюжей, словно на шарнирах передвигающейся Миган.
Это все из-за ребенка. Ей вдруг сделалось душно и тоскливо, будто серые облака, спустившись с неба, плотно окутали ее и ей стало нечем дышать. Чувство невероятное, непередаваемое. Словно в еще недавно таком понятном и правильном мире все полетело вверх тормашками. К счастью, отчаяние не долговечно. В ней росла и настойчиво заявляла о себе другая жизнь.
Миган схватилась за машину, чтобы не упасть. Младенец взыграл у нее в животе и несколько раз брыкнул ножками. Миган взяла себя в руки, придала лицу компанейское, как говаривала бабушка, выражение и двинулась в магазин. С Богом! – подумала она. Может, при известном везении ей удастся не натолкнуться на знакомых.
– Кого я вижу? Миган Ланкастер!
Везет как утопленнику. К ней спешила Пенни Драммондс, как всегда размалеванная сверх всякой меры, с короткими светлыми волосами, стоящими шапкой над головой, в новомодных экстравагантных облегающих джинсах и ярком пушистом свитере.
– Как это ты угадала?
– Кто ж тебя не узнает, – затараторила та, обняв и расцеловав Миган. – А ну выкладывай все как на духу! Я и не знала, что ты замужем. Насколько я слышала, ты делала сногсшибательную карьеру.
– А я и делаю. А ты как?
– Все та же песня. Забочусь о Томе и детишках. Обязательно навести нас. А муж с тобой?
– Вообще-то говоря, у меня нет мужа. – Стоило так некстати столкнуться с Пенни, чтобы увидеть, как вытянулась у нее физиономия.
Наступило тягостное молчание, пока Пенни приходила в себя.
– Но у тебя же ребенок. Вот чудеса.
– Это не мой ребенок.
Пенни уставилась на Миган, словно пытаясь сообразить, не сбежала ли она из дурдома.
– Я суррогатная мать, донор.
– Да-да, понимаю.
Правда, по ее лицу ясно было, что ничего она не понимает.
– Видишь ли, Пенни… – Миган остановилась и, набрав в рот побольше воздуха, выпалила на одном дыхании: – В меня ввели оплодотворенное яйцо другой женщины.
Пенни положила руку Миган на плечо, всем своим видом свидетельствуя об обуревавших ее сомнениях.
– Даже если б он был твой, Миган, душка, мне все равно. Сейчас на каждом шагу женщины, не имея мужа, рожают для себя. Когда сроки-то?
– Двадцать третьего декабря.
– Рождественский ребенок. Ты, должно быть, вне себя от радости.
Миган хотела было возразить, но не стала разуверять Пенни.
Колокольчик на входе звякнул, возвещая о новом посетителе.
Миган и Пенни одновременно повернулись и увидели вошедшего мужчину в джинсах и стального цвета шерстяной рубашке.
