1. Шеф с прибором
Гном лежал на полу, потирал ушибленную коленку и помирал… Со смеху. Казалось, белая борода ухахатывается сама по себе – растительность занимала больше половины лица шефа, включая уши, ноздри и щеки. Красный колпак съехал на левое ухо, приоткрылась блестящая розовая лысина. Казалось, колпак тоже смеется, но иначе – криво, тихо, беззубо. Высокий дубовый стул валялся рядом. По форме шефский стульчик напоминает детский, плюс три ступеньки-перекладинки для комфортного восхождения. За минуту до этого гном спокойно восседал на нем, слушал меня, и вдруг кааак развеселится! Ну и пошло-поехало… Туда-сюда раскачивается, свешивается, подмигивает и ХОХОЧЕТ; равновесие потерял, и вот, пожалуйста.
Я сохранял внешнее спокойствие, хотя, если честно, внутри кипело и булькало. Пол-литра колы, чтоб ее! Выпил накануне.
Да сколько можно ржать?! Вам смешно, господин начальник, а мне стыд и мучение. Столько жидкости, сами понимаете, терпение скоро лопнет… И поймите еще одну вещь. Я, Боббер, внук хоббичихи Клавдии, брат маленькой Билльбунды и друг тощего Ури, с детства мечтающий стать первым на Базе хоббитом-агентом, неделю готовился к этому разговору, встал рано, репетировал, в приемную влез без очереди, Грызольде Вервольфовне нахамил, печеньку с блюдца стянул, ворвался к шефу, душу раскрыл, мечту доверил, а он…
Как выражается Алина Рашидовна Сафина – первая человеческая красавица, а кто не считает ее красавицей, тому я лично шнурки к звездолету привяжу, – «мечтать не вредно».
Эх, шеф!
Спасибо хоть ты меня с глазу на глаз высмеял, без свидетелей. Значит, правильно я сделал, что один пришел. Правильно, что оставил хоббита Урмана в его норе с булькающими пробирками и грязной посудой месячной давности. У них, изобретателей, всегда так – если кругом чисто, светло и не булькает, жизнь кончена.
Мы с корешем накануне поспорили: если я выжимаю из шефа агентское задание и успешно его выполняю, Ури будет в течение месяца носить белую футболку с надписью «Алина sexy!»; если задания мне не дадут или оно будет провалено, то Ури получает от меня ящик пельменей. На том при Федоре мы ударили по рукам. А что пельмени? Пельмени – ерунда, украду у Синелицего. Ури считает, что сырые пельмени продлевают хоббитам жизнь и помогают от икоты. Тут, как говорят врачи, медицина бессильна, бзик.
Конечно, он сказал, что я придурок, когда услышал про футболку. А я сказал, что пельмени еще никому не продлевали жизнь, и целый ящик негде будет хранить, поэтому он вдвойне придурок. Как вы поняли, мы старые друзья, просто тараканы у каждого свои.
Итак, шеф меня поначалу расстроил, но я продолжал верить в чудо.
Да, я мог бы возмутиться. Взорваться! Из вредности разломать стулья в комнате, включая его собственный. Заклинить чем-нибудь дверь на полпути, хотя бы ногой от стула. Но я помалкивал.
Мрачный, как Синелицый, упрямо сжимал зубы и считал волосинки на ногах, пробивавшиеся сквозь бабушкины вязаные носки. Кстати говоря, бабушки хоббитов вяжут чрезвычайно крепкие носки, из паутины сибирских пауков-мутантов, в наших фирменных носках можно топать по углям, месить грязь и катиться с ледяной горки: нить выдержит любые испытания. Хоббиты гордятся чудесными носками.
Если кому интересно, то брюки и жилет на мне из шерсти макемакского восьмиухого пони; до безобразия лохматые животные! С трудом выкапывают собственные уши, чтобы почесать их тридцатой или тридцать первой задней ногой. Но шерсть что надо. Мировая! Редкую ткань мы с другом нашли в костюмерке и, пока гоблины спали, поделили пополам. Ури заказал себе у гоблинш-портних точно такие же брюки и жилетку. «У друзей должна быть одна форма. Мы как члены одной банды», – говорил он.
Увы, реактивы, звездолетное топливо, ежедневные испытания огнем, старым кефиром, мазутом, маслом сливочным и подсолнечным сделали свое темное дело: Урман выдержал, а одежда погибла. Понятно теперь, почему в последнее время хоббит предпочитает изысканным тканям спецовку собственного изготовления. «Сто карманов» называется – с накладными карманами от локтей до щиколоток. Сшита из особо прочного, кислото– и пожаростойкого брезента для оборачивания звездолетов. Урман говорит, что похож на астронавта, а по мне – на идиота, обернутого в брезент. Поверьте, портной из долговязого полиглота неважный.
– Боббер… Боббер… – медленно произнес начальник Базы, стараясь дышать ровно. – И ты туда же… Оххх…
Шеф лежал на полу, как дурашливый мальчишка, разбросав руки и ноги.
Гному легко осуждать и смеяться, ему можно все – с его-то прошлым, да при этой должности. Посудите сами: вынянчил сотни агентов, укротил кучу монстров, научил их бриться, смывать за собой, говорить «спасибо» и другим хорошим манерам. Что тут спорить? Над сошками, вроде меня, можно и насмехаться, куда нам, безбородым болванам.
И вправду, кто я, чтобы обижаться?
Обычный житель хоббиточьего квартала, дважды в год прохожу курс лечения от мордорского синдрома, ворую и всегда готов протянуть пустую тарелку за добавкой. Нас таких много… Вон, взять хотя бы Федора. Хоббит окончательно слетел с катушек: прет все, что по форме напоминает кольцо: баранки, колеса от тележек, очки, монеты… Страшно подумать, во что превратилась его маленькая нора.
Гном – легендарная личность, он заслужил и памятник при жизни, и мавзолей после смерти, и главу в школьном учебнике. Я его могу понять. Вот смотрите: явился, значит, такой серьезный хоббит с важным разговором, хотя какой там хоббит! Хоббичишка. Маленький, серенький, занюханный, ничего путного из себя не представляю.
И мало, что явился. Набрался наглости просить ЕГО (легенду!) принять МЕНЯ (сошку волосатую!) на СЛУЖБУ, и не кем-нибудь, а профессиональным оборотнем! Ого! Видали когда-нибудь такое?
Поэтому он и катается по кабинету, давится со смеху под гул космодрома.
Время шло. Наконец, главный окончательно успокоился и встал. Мы вместе подняли стул, очень похожий на детский. Я помог «легенде» взобраться по ступенькам, а сам вернулся на сиротское место в двух шагах от овальной двери, сквозь которую доносились обрывки воплей напомаженной рептилии-секретарши про «бессовестных маленьких крыс». Двери здесь толстые, шумопоглощающие. Надо о-о-очень постараться, чтобы вас услышали.
Главный молча поправил колпак и потянулся к бумагам, ожидающим на столе; беседу он явно закончил и всем видом как бы говорил: «Пора тебе катиться колбаской, самонадеянный хоббит» – но и Боббер не лыком шит.
«Мал, да застрял», – говорит в таких случаях моя родная бабушка Клавдия, с которой вы обязательно познакомитесь чуть позже.
– А чем тебе, парень, не мила ставка в библиотеке или отделе утилизации? Отличная униформа, карьера! – как бы между делом предложил он, показывая, что все его внимание занимает толстая картонная папка, плотно набитая документами.
