Глава 1 Гарнизон Хигхольм
Ночь нагоняла воинов, накидывая на лес черный, непроницаемый, беззвездный полог. Однако мелькнули последние ветви, и отряд Белгора вырвался на открытое пространство. Впереди показался холм, словно увенчанный каменной короной крепости. Северный ветер жестоко трепал флаги на четырех островерхих башнях, а огни факелов в узких окошках замка мерцали рыжими звездочками, почти угасая под яростными порывами. Белгор, сжимая в руке меч с потемневшим от праха нежити лезвием, замыкал отряд, торопил воинов.
— Отступаем к воротам! Живо! — скомандовал он.
Ночь, казалось, следовала за ними по пятам черным стелющимся туманом. Воины, ушедшие из гарнизона на рассвете, возвращались усталые, изможденные битвой. До ворот оставалось пятьдесят шагов. Сорок… Тридцать…
И вдруг острая боль пронзила спину старого воина. Сжалось сердце, рядом с которым в его плоть проникла сталь клинка. И хотя из груди командира вырвался всего лишь едва слышный хрип, верные соратники услышали его, развернулись и бросились к раненому. Белгор обернулся, медленно опустился на колени и боком повалился на землю. Он увидел рядом с собой лицо склонившейся над ним темной эльфийки в черных доспехах. С узкого кинжала, который она сжимала в руке, стекала кровь.
— Во имя Мортис! — прошептала эльфийка.
Белгору показалось, что она вновь ударит его кинжалом, и это будет последнее, что он увидит в жизни. Но тут на нее налетели его воины, и эльфийка отпрыгнула назад с ловкостью дикой кошки. А потом он услышал звон клинков, предсмертные крики его солдат разорвали ночную тишину… Все померкло перед глазами старого воина, и он провалился во тьму…
Когда Белгор пришел в себя и распахнул глаза, не было над головой черного ночного неба и свежий северный ветер не обдувал его лица.
— Где я? — прошептал воин, облизывая пересохшие губы.
Взору Белгора предстал деревянный потолок со старыми, потемневшими от времени и потрескавшимися балками перекрытия. Он сел на узкой кровати, и остатки кошмарного сна развеялись окончательно. В небольшой палате лекаря, служившей одновременно лазаретом, негде было повернуться. Кроме кровати, на которой сидел Белгор, здесь стояло еще пять точно таких же, но все они были пусты. Сам лекарь сидел посреди комнаты за грубо сколоченным столом, растирая в фарфоровой ступке пестиком листья трав. Их терпкий, горький аромат смешивался с медовым запахом горевшей на столе толстой свечи, дававшей очень мало света.
— Долго я спал, Дартин? — тревожно спросил воин хриплым после сна голосом.
— Уже вечер. — Лекарь оторвался от своего занятия, поднялся из-за стола, подошел к Белгору, осмотрел его. — Опять кошмары снились?
— Да, все тот же сон.
— А твоя рана?
— Уже не чувствуется, если ты о вчерашней.
— А другая?
— Тоже боль затихла. Где мои люди?
— Им не так повезло, как тебе, капитан, — мрачно обронил Дартин и, вернувшись за стол, с ожесточением принялся растирать свое зелье.
Кровь ударила Белгору в виски, на сердце стало тяжело. Он был зол на судьбу, но только себя мог винить в произошедшем под стенами крепости несчастье.
— Неужели ни один из них не выкарабкался? — едва слышно произнес он.
— Если в гарнизон по-прежнему будут присылать вместо воинов сопляков, у которых еще молоко на губах не обсохло, то лучше сразу пригласить вместо лекаря гробовщика. Мне здесь делать будет нечего. Они не умеют защищаться и только и могут, что получать смертельные раны, которые излечить невозможно. — Дартин сочувственно взглянул на Белгора и добавил: — Это не твоя вина…
— И моя тоже.
Белгор с трудом поднялся с кровати, отодвинул табурет с лежавшими на нем доспехами, шагнул к двери палаты и распахнул ее. На крепость Хигхольм медленно опускались синие сумерки. Белгор замер на пороге, вдохнул посвежевший воздух. Узкое, вытянутое лицо его с острым подбородком приняло свойственное ему хмурое выражение. На лбу меж густых бровей залегла глубокая вертикальная складка. Он откинул рукой длинные седые волосы и мельком взглянул на повязку, охватывающую раненое предплечье. Нет, не эта пустяковая рана, полученная во вчерашнем сражении, беспокоила его. Тревожила рана другая, полученная год назад в одной из схваток с нежитью. Этих схваток за долгие годы произошло несчетное множество. Все они сливались в памяти в одну бесконечную битву. Все те же враги, и те же верные товарищи, бившиеся рядом с ним рука об руку…
Однако той схватки, в которой он получил предательский удар в спину, Белгору не забыть никогда. И не только из-за коварной раны, боль которой то надолго затихала, то неожиданно напоминала о себе в самый неподходящий момент. Забыть о ней все равно, что повернуться к врагу спиной. Однажды он уже совершил ошибку и позволил темной эльфийке подкрасться сзади. Искаженное злобой лицо нежити Белгор запомнил на всю жизнь, как и багровый, густо-красный от крови клинок, неожиданно нашедший щель в легком доспехе и пронзивший плоть рядом с его сердцем. Запомнил и перекошенные от ужаса лица товарищей, бросившихся на подмогу, чтобы убить мерзкую тварь, вынырнувшую из темноты. А еще Белгор помнил, что, когда он очнулся, рядом не было ни нежити, ни верных друзей…
Белгор содрогнулся и утер выступивший на лбу холодный пот. Тогда он находился как никогда близко от проклятых владений вездесущей Мортис. А ее жуткая служительница не отпускала Белгора ни на минуту, врываясь кошмарами в его сны и неожиданно отзываясь болью раны в самый разгар очередной битвы.
Вот и вчера во время сражения боль внезапно пронзила его сердце, сжала его словно в тисках. Белгор на миг застыл, едва не потеряв сознание. Этого мига бездействия хватило, чтобы один из воинов Безмясой успел прицелиться и пустить в него стрелу. И к счастью для Белгора, она всего-навсего угодила ему в руку выше локтя. Капитан в очередной раз поблагодарил Всевышнего, уберегшего его в который раз от неминуемой гибели, и так сжал амулет — металлическую пластину с выгравированным храмом, над которым распростер крылья защитник столицы архангел Мизраэль, что металл больно врезался в ладонь.
«Уже три раза, — подумал Белгор. — Три раза я оказывался на краю гибели из-за этой раны. Но когда-нибудь она одержит верх…» Говоря «она», воин подразумевал эльфийку, нанесшую ему предательский удар. Иногда ему казалось, что он видел, как его товарищи уничтожили эту нежить. А иногда, что это ему всего лишь привиделось, и на самом деле служанка Мортис вырвалась из крепких солдатских рук, чтобы мстительно преследовать его, подводя к той черте, которую по доброй воле мало кто решается пересечь.
Белгор вернулся к постели. Рядом на колченогом табурете лежали его доспехи. Дартин помог капитану облачиться в суконную рубаху со стальными пластинами и заклепками, наплечники, наручи и поножи. Застегнув широкий, украшенный серебряными бляхами пояс, Белгор прицепил к нему длинный меч в простых кожаных ножнах, затем надел круглый шлем-барбют. Поверх доспеха он накинул короткий синий плащ с разрезами в передней и задней части, украшенный на спине гербом Империи в виде головы льва со скрещенными мечами.
