Мое жизненное призвание — высаживаться на потенциально враждебные планеты.
Я осуществляю первые контакты с чужеземными культурами.
Я иду туда, где никто, даже Адмиралтейство, не знает, какого черта там можно ожидать.
Официально я принадлежу к корпусу разведчиков. Неофициально мы, разведчики, называем себя РМ — сокращенно от «расходный материал».
ПОЧЕМУ
На самом деле это знают все РМ.
В Технократии насильственная смерть — редкое явление. У нас нет войн, низкий уровень преступности и практически отсутствует необходимость применять смертоносное оружие. Если происходит несчастный случай, его жертв почти всегда удается спасти в местном медицинском центре, оснащенном по последнему слову техники.
Но…
На неисследованных планетах нет медицинских центров. Смерть может обрушиться не тебя с первобытной внезапностью или же принять облик незаметно подкравшейся чужеземной болезни. В обществе, где люди живут долго и знают, что в преклонном возрасте их ожидает сравнительно легкий, безболезненный уход в небытие, мысль о том, что кто-то запросто может погибнуть во цвете лет, выбивает из колеи. Если речь идет о знакомом человеке, последствия могут оказаться весьма разрушительными.
Если только… погибший человек не такой, как все остальные.
Два столетия назад Высший совет Адмиралтейства провел засекреченные исследования и выяснил, что смерть одних вредит моральному состоянию флота больше, чем смерть других. Если пострадавший пользуется популярностью, всеми любим и, что немаловажно, физически привлекателен, товарищи переносят его гибель крайне тяжело — их производительность может упасть на тридцать процентов. Друзья погибшего нуждаются в длительном психологическом лечении. Те, кто послал человека на смерть, иногда не могут избавиться от чувства вины до конца своих дней.
Однако если жертва не столь популярна, не столь всеми любима и уродлива… Что ж, всякое бывает, нужно жить дальше — такова общая реакция.
Никто не знает точно, с каких пор Высший совет в своей политике стал принимать в расчет человеческую реакцию именно такого рода. Постепенно, однако, корпус разведчиков превратился из команды здоровых, ясноглазых добровольцев в нечто менее фотогеничное.
Потенциальные рекруты были «мечеными» с самого рождения. Дефективные. Уродливые. Странные. Если физические проблемы ребенка означали его недееспособность или если у него не хватало ума и силы воли, чтобы стать хорошим разведчиком, все новейшие достижения медицины бросались на то, чтобы помочь ему стать как можно ближе к норме. Однако если ребенок обладал способностями и недостатками, так сказать, «в одном флаконе», если он был достаточно умен, чтобы удовлетворять требованиям разведки, но в то же время достаточно иным, чтобы восприниматься не совсем нормальным человеком…
…тогда в будущем его ждала черная форма разведчика.
МОИ ОДНОКУРСНИКИ
Я пишу все это, глядя на фотографию нашего курса перед выпуском. В первом ряду сидят те, чьи проблемы камера уловить не в состоянии: заика Томас, Феррагамо, голос которого остался детским, даже когда он вырос; моя соседка по комнате Уллис Наар, обычно конвульсивно мигающая каждые две секунды, но во время съемки сумевшая удержать глаза открытыми; Тент, постоянно громко пускающий газы… Ну кто мог воспринимать это посмешище всерьез? Конечно, не товарищи по команде. Когда во время первого же контакта дикари живьем содрали с парня кожу, его коллеги несколько дней притворно погоревали, а потом и думать забыли о нем.
Система работала.
Возвращаюсь к фотографии. Значит, за внешне нормальными разведчиками выстроились мы — с выпученными глазами, трехпалые, страдающие ожирением, с дефектами лица или тела. Никто не улыбается, многие пытают спрятаться за теми, кто сидит впереди.
Какой бездумный чиновник заставил нас позировать для этого снимка? Мне не раз говорили (самодовольным тоном), что наше общество оставило далеко позади дни, когда уродцев выставляли напоказ.
Большинство моих товарищей современная медицина могла бы излечить. Ни для кого это не было секретом. Кто из нас не захаживал в медицинскую библиотеку и не искал там материалы, где описывался его случай? Кто из нас не знал имена по крайней мере пяти специалистов, способных превратить его в нормального или почти нормального человека? Однако закон защищал право Адмиралтейства оставлять нас такими, какие мы есть. Зачем, посылая нас на опасное задание, лишать кого-то сна?
