Книга Гарнизон - Игорь Недозор

Аргуэрлайл. Город Октябрьск/ Тхан-Такх

Отсюда, с угловой башни, казалось, что холмистая равнина предгорий уходит не к горизонту, а растворяется в рассветных мягких красках подступающей осени.

Человек, которого в этих краях именовали Сантором Макхеем, сардаром Тхан-Такх, он же Александр Петрович Макеев, майор Советской армии, стоял на дозорной площадке и оглядывал свои «владения».

Он неукоснительно придерживался раз и навсегда заведенного порядка — каждый день обходить самые важные уголки вверенного его попечению города.

Вот и сегодня, встав на рассвете, наскоро умывшись и позавтракав ломтем хлеба с грудинкой, отправился проверять посты на городских стенах. Сейчас позволил себе чуть перевести дух — благо все было в порядке. Позади чуть слышно переминались с ноги на ногу два телохранителя, немолодой кряжистый степняк Васконо Сатт, обоерукий боец, на поясе которого было две сабли, и Гриша Суров, маг второй ступени, к тому же неплохо стрелявший из автомата.

Не то чтобы Макеев чего-то боялся, тем более что на поясе, рядом с отнюдь не церемониальным клинком, висел «Макаров» с полной обоймой.

Но береженого местный бог бережет. Опять же здешним владыкам было немыслимо гулять в одиночку среди подданных, даже там, где их любили.

Начинался обычный день Тхан-Такх — Октябрьска.

Дымили горны в левом углу крепости в Четвертом квартале, или Артмастерских, как теперь называли это место, и уже звенели молоты, и похрюкивал на холостых испытательных оборотах недавно собранный ребятами капитана Бровченко дизель. Возле Базарной площади копошились землекопы — купеческое братство Тхан-Такх (не иначе, по совету кого-то из пришельцев) решило заложить там ледник на тысячу с лишним тонн мяса. За две улицы от размахивающих заступами поденщиков мелькали яркие одеяния торговцев и погонщиков быков — собирался в дорогу очередной караван торговцев с юга. Просыпалась и Махаловка, откуда ветерок приносил вместе с дымком очагов запахи готовящихся кушаний и перекисшей браги, заливаемой в перегонные кубы местными самогонщиками. Оживилось и Западное предместье — обиталище зеленщиков, огородников, кожевников и золотарей.

Над Замком, как именовалась резиденция советского командования, висел развеваемый ветром ярко-алый флаг.

А ниже, над кварталами и улицами на вознесенных над сланцевыми и камышовыми крышами шестах ветер трепал разноцветные вымпелы и штандарты кланов, родов, цехов и просто сбродных общин. Ибо в этом городе, как и в этом мире, один человек — это меньше, чем ничто. Лишь вокруг Замка на паре десятков улиц ни единого клочка ткани не оживляло крыши — там обитали земляне.

Макеев грустно покачал головой — уже по этому признаку было видно, что даже тут, в собственном городе, его соотечественники не имеют большинства.

А ведь жители Октябрьска составляют от силы десятую часть населения всего княжества.

Обзор с юга загораживала стена с недавно подновленными зубцами — и это было хорошо, потому как даже годы, прошедшие со времени Эвакуации (майор именовал ее не иначе, как бегством), не избыли той горечи, которую вызывало зрелище занесенной пылью широкой дороги, ведущей в никуда — к месту, где соединялись миры…

Он еще раз оглядел город. И взор невольно остановился на восточной окраине — там, вдоль стены, вытянулось их кладбище. Майор тяжело вздохнул — скоро отведенного под погост участка на месте старых руин двух караван-сараев не станет хватать — число могил приближалось к семи десяткам, это не считая тех, кого Аргуэрлайл сожрал бесследно.

Александр запретил себе думать об этом, как давно уже запретил себе думать об оставленной родине, недосягаемом где-то там доме, жене, сыне…

Ибо подобные мысли, как и надежды на несбыточное, лишают силы.

Сейчас для него не было важнее вопроса: как сделать так, чтобы его государство-анклав не погибло.

Чтобы жил этот маленький город, островок в океане чужого мира, чтобы вновь над руинами Тхан-Такх не воцарилось мертвое молчание, когда лишь ветер будет петь свои песни, засыпая песком черепа и кости его недавних жителей, и черепа и кости их детей.

Позади звякнуло — телохранители осторожно переступили подкованными сапогами.

Макеев вздохнул, подавив желание инстинктивно оглянуться и все же посмотреть туда, где осталась дорога в их родной мир.