Пролог
Горная гряда в Таджикистане. 198… год
С высоты двухсот с лишним метров дно котлована казалось зеркалом, отлитым из холодного серебра. Стоявшая высоко в зените осенняя азиатская луна и в самом деле, как пишут в романах, придавала всему, на что изливала свои холодные лучи, оттенок нереальности.
«Ну вот, опять лезут эти книжные мысли».
Впрочем, чувство это было неудивительным, если учесть то, чем они сейчас занимаются. Что должно совсем скоро произойти тут.
Генерал-лейтенант Антон Карлович Мезенцев вздохнул.
Такое же пресловутое чувство нереальности окружающего он ощутил, когда впервые, а было это полгода назад, ознакомился с документами по проекту.
То, чем ему предстояло заниматься, выглядело настолько диким и нелепым, что только присутствие посторонних (а именно таковыми он считал всех околачивавшихся на полигоне штатских) удержало генерала от того, чтобы высказаться в соответствующих выражениях. Это, да еще осознание того, что люди, чьи подписи стояли на бумагах, которые запрещалось даже выносить из кабинета, не стали бы заниматься… ахинеей.
Впрочем, завтра… нет, уже сегодня утром, он лично убедится в правоте или неправоте заваривших кашу ученых.
Генерал с некоторым неудовольствием (признаться, неожиданным) посмотрел на стоявшего неподалеку Байдакова.
У всех шишек дети как дети — шалопаи и карьеристы с прокисшими мозгами, а этот нате вам — великий физик! Другим детишкам папаши покупают за кордоном дорогие игрушки — видаки, гарнитуры, «мерседесы». Этому же родитель обеспечил игрушку супердорогую. Да что там говорить — даже какой-нибудь Рокфеллер не смог бы за все свои миллиарды дать сынку возможность развлекаться с такими штуками.
Да, вот чья судьба уж точно решится в это утро.
Если не заладится, то ему, генерал-лейтенанту Мезенцеву, не грозит ничего, кроме нового назначения. А вот профессора не возьмут даже физику в школе преподавать. Да и батьке его тоже будет кисло.
Антон Карлович еще раз взглянул вниз, в провал.
Стены, образовывавшие не круг, как могло показаться издали, но что-то вроде половинки многогранника, закопанного в землю, сверкали белизной фарфоровой облицовки. Первоначально вообще собирались использовать на это дело сталь, отполированную до зеркального блеска, но пришлось отказаться от этой мысли — металл испарился бы прежде чем следовало.
Облицовка далась им труднее всего. Они еле-еле соблюли сроки, спущенные сверху. Последний раз задержка произошла неделю назад — одна из плит вдруг отвалилась и рухнула с высоты в полсотни метров, по дороге разбив и испортив еще чуть ли не дюжину таких же. Но теперь все вроде позади.
В геометрическом центре котловины, на привязных аэростатах покачивался ослепительно-белый в лунных лучах неправильный шар диаметром пятьдесят метров. Хрупкое сооружение, собранное из фарфоровых лепестков длиной два метра каждый.
Эта сфера, проходящая по документам как изделие «Одуванчик», должна будет сфокусировать электромагнитные, рентгеновские и прочие излучения, возникшие при взрыве. Пусть лишь на краткие доли секунды, пока ударная волна не разнесет керамику в пыль, но этих долей секунды должно хватить. Потом в дело вступят купол и стены провала, но первый импульс должна дать именно эта белоснежная громадина.
Пару раз в эти недели Мезенцева преследовал кошмарный сон — в момент, когда уже все готово, налетает внезапный ураган, смерч срывает «Одуванчик» с якорей и изо всех сил бьет о дно…
Три инженерных батальона, один военно-строительный отряд, специализирующийся на сооружении дорог в горных условиях, пять разведбатов, собранных от Дальнего Востока до ГСВГ.[1]Один артиллерийский полк. Незнамо зачем пригнанные ЗПУ-23. Это старье выкопали вообще неизвестно где. По воронам стрелять, что ли, собрались?
Все это лишь передовой отряд. В тысяче километров к югу, под Алма-Атой, стоит целая железнодорожная дивизия со всей своей строительной техникой — она прибыла туда якобы на учения.
Еще в десятке дивизий сейчас проводились как бы учения. Люди были готовы погрузиться в эшелоны и грузовики и отправиться на юг. На маневры.
Если все пройдет, как запланировано…
Стоп, началось!
Над каменным цирком медленно поднялся, ослепительно сияя на солнце, огромный купол.
Наклеенная на крупноячеистую сеть алюминиевая фольга и станиоль, подвешенные к десятку аэростатов, пролежавших где-то на складах с самой той войны. Тоже должно дать свой эффект — пусть и на ничтожную долю мига.
Беззвучно вспыхнул и растаял серебряный купол, и уже ничто не мешало свету. Слепящему, жгучему, яростному и вместе с тем какому-то мертвому.
Ровно шесть секунд происходит реакция. Ровно шесть секунд длилась вспышка.
А когда она погасла, реле замкнули контакты, и электроток вонзился в сотни детонаторов, разбросанных в толще почти тысячи тонн старых боеприпасов, замурованных в обступивших цирк штольнях и шурфах. Синхронизированные взрывы раскололи казавшуюся монолитной скалу и обрушили еще исходящие жаром каменные глыбы вниз, на дно провала…
Москва. Старая площадь.
За год с небольшим до вышеописанного
Сергей Сергеевич Байдаков, доктор наук, профессор, заведующий отделением перспективных проблем физики филиала МИФИ, нервничал.
И было отчего, именно сейчас решалось дело его жизни. То, чему он посвятил три последних года и почти пятнадцать лет до этого.
Перед ним сидели три человека — довольно-таки немолодые и не слишком похожие на свои портреты, которые висят почти в каждом учреждении. Двое в строгих темных костюмах, один — в мундире с маршальскими звездами. Три члена высшего руководства страны, которые должны будут определить — дать добро на проект «Порог» или нет.
— Время не абсолютно, а относительно. В геометрии Лобачевского и Римана, в отличие от той, что изучают в школе, две параллельные прямые пересекаются и через две точки можно провести сколько угодно прямых. По одной из гипотез, время имеет три координаты — протяженность, кривизну и плоскость иного времени. Именно при помощи этой координаты мы и рассчитываем осуществить задуманное. Как известно, в современной кристаллографии оперируют теорией одиннадцатимерной вселенной. В своих работах наша группа исходила из того, что…
