Об широты наши смурные.
Полетят как пепел на плесень.
А мы все между волком и вошью.
Сквозняками рвется сквозь щели.
Ледяные черные дыры.
Ставни параллельного мира.
Да окно решеткой крестили.
Вы для нас подковы ковали.
Мы большую цену платили.
Вы снимали с дерева стружку.
Мы пускали корни по новой.
Мимо нашей шапки терновой.
А наши беды вам и не снились.
Наши думы вам не икнулись.
Вы б наверняка подавились.
Мы же — ничего, облизнулись.
Пролог. Дым над бетоном
— Все чисто. Вокруг ни души. — Доложил майору О`Нилу командир разведывательного взвода.
— Отлично. Что со взлетной полосой? — повернулся командир десантной группы к другому офицеру.
— Работы немного. Расчистим от всякого мусора, проверим покрытие… Через пару часов полоса будет готова к приему самолетов.
Высадка разыгрывалась как по нотам. Собственно, так и должно быть. Никто всерьез не ожидал встретить в Пулково какое-то серьезное противодействие прибывающим миротворческим силам. Так и вышло. Огромное, абсолютно пустое летное поле, на одном конце которого примостилось здание аэровокзала, подавляло своей безлюдностью. Немногочисленные фигурки парашютистов, застывших в настороженных позах, держащие оружие наготове — на нем просто терялись. Пустой аэропорт производил гнетущее впечатление — высокая трава, которая пробивалась даже сквозь плиты взлетной полосы, безлюдье — а главное — безмолвие, которое нарушалось только криками зачем-то кружащих над этим пустым местом чаек. Наверное поэтому, чтобы отогнать неприятное ощущение, солдаты нарочито громко перекликались, хохотали по поводу и без, шумно жевали жвачку и сплевывали.
Джекоб сделал несколько снимков, затем наладил спутниковый телефон и связался с редакцией.
— Джекоб? Что там у вас? — Послышался голос режиссера.
— Нормально. Ничего интересного.
— Все равно, давай что-нибудь в эфир. Джекоб!
— Передовой отряд только что высадился в Петербургском аэропорту «Пулково». Сейчас начинается расчистка полосы. Примерно через три часа мы будем готовы принять транспортные самолеты. Стивен!
— Все, кончаем связь, сообщай нам обо всем интересном…
Джекоб Абрамс, корреспондент, аккредитованный при миротворческих силах НАТО, ругнулся и достал сигареты. Вот ведь пришла кому-то блажь — освещать высадку с самого начала. Ну, в самом деле, что может быть интересного в подготовке аэродрома? Абрамс побывал во многих местах, в том числе и в самых, что ни на есть горячих точках — а потому прекрасно знал: если даже веселье и начнется — оно начнется потом, а не с первых шагов. Да и что может случиться в этом городе? Все-таки Петербург — это почти Европа. Уж явно здесь не придется столкнуться с бородатыми исламскими фанатиками, стреляющими из-за угла; с бросающимися под бронетранспортеры безумными шахидками, обвесившись взрывчаткой… Власти в городе нет. Армии нет. Никаких различимых невооруженным глазом политических сил нет. Кому придет в голову сопротивляться тем, кто пришел наводить тут порядок? И высадка наверняка пройдет ничуть не интереснее, нежели прибытие нью-йоркской подземки на конечную станцию. Джекоб вполне мог бы прилететь с первым транспортом и спокойно снять все, что нужно.
Но вот попала вожжа под хвост кому-то из медианачальства. Мол, наш корреспондент впереди всех! Теперь режиссер будет звонить каждые десять минут — и телеканал станет прерывать передачи, чтобы передать пустую информацию.
Другой бы радовался. Ведь что для военного журналиста главное? С первых шагов набрать темп. Выделиться из толпы своих коллег. Тогда и в дальнейшем будешь попадать не только на унылые официальные пресс-конференции, где делающие «чи-и-из» девушки из пресс-службы будут кормить журналистов старательно отфильтрованной и тщательно пережеванной информацией, в которой правду можно найти только, если очень долго и внимательно искать. Что делать? Работа такая. Не нашлось еще на свете армии, в которой генералы говорили бы общественности то, что происходит на самом деле. Впрочем, Джекоб, повидавший, какой эта правда бывает, в душе был согласен с генералами. Зачем добропорядочным налогоплательщикам знать про растерзанные детские трупы, горящие вместе с экипажами танки и падающие с неба подбитые вертолеты — словом про будни солдат миротворческих сил? «Мы победили — и враг бежит, бежит», — как пелось в знакомой с детства песне.
Но у каждого своя работа. У репортера она — давать материал, желательно эксклюзивный. Для старта такое начало кампании, когда ты один из первых высадился на землю этого города — очень даже неплохо. Джекоб уже представил огромный заголовок на полосе газеты, для которой тоже, по совместительством с телевидением, гнал информацию: «Наш корреспондент первым ступил на русскую землю». Наверное, отметят, что в этом город никогда еще не входили иностранные войска. Впрочем, это вряд ли. О подобном вслух не говорят…
Другое дело, что Джекоб явился сюда не для того, чтобы гоняться за сенсациями. Он приехал отдохнуть от бесконечной войны. От этого сочетания — запаха мужского пота, пороха и горелого человеческого мяса. Он ехал в этот город как на отдых. Надеясь, что хоть тут-то не придется ходить в туалет, прикидывая — откуда по тебе будут стрелять.
А потому Джекоб охотно уступил бы честь первым вступить в город кому-нибудь другому работнику прессы. Но только вот, как выяснилось, из всех акул пера и телекамеры он был единственным, кто имел опыт прыжков с парашютом. Да и вообще. Коллег, военных корреспондентов, при пресс-службе корпуса вообще не нашлось. Все-какая-то шелупонь, чуть ли не из светской хроники. Оно и понятно — это не «горячая точка», сюда послали кого попроще.
— Сэр газетчик, как, все тихо? — Раздался голос Риккардо. Это был молодой солдат, приданный Джекобу в качестве то ли ординарца, то ли охранника. Риккардо являлся веселым парнем, большим любителем поболтать и побегать за девицами. Газет он не читал из принципа, будучи твердо уверен, что «там одно вранье», по телевизору смотрел лишь спорт и МTV. Но, тем не менее, журналистов парень сильно уважал — как любой средний латинос уважает удачливых проходимцев, устроившихся так, чтобы не работать и деньги получать. А именно так он и расценивал работников прессы.
