Ворота богини Иштар
1
ВОРОТА БОГИНИ ИШТАР
Двадцать девятый роман (тридцать шестая книга)
цикла «Вечный капитан».
1.Херсон Таврический (Византийский).
2.Морской лорд.
3.Морской лорд. Барон Беркет.
4.Морской лорд. Граф Сантаренский.
5.Князь Путивльский.
6.Князь Путивльский. Вечный капитан.
7.Каталонская компания.
8.Бриганты.
9.Бриганты. Сенешаль Ла-Рошели.
10.Морской волк.
11.Морские гезы.
12.Морские гёзы. Капер.
13.Казачий адмирал.
14.Флибустьер.
15.Флибустьер. Корсар.
16.Под британским флагом.
17.Рейдер.
18.Шумерский лугаль.
19.Народы моря.
20.Скиф-Эллин.
21.Перегрин.
22.Гезат.
23.Вечный воин.
24. Букелларий.
25. Рус.
26. Кетцалькоатль.
27. Намбандзин.
28. Мацзу.
29. Национальность — одессит.
30. Крылатый воин.
31. Бумеранг вернулся.
32. Идеальный воин.
33. Национальность — одессит. Второе дыхание.
34. Любимец богини Иштар.
35. Ассирийский мушаркишу.
36. ВОРОТА БОГИНИ ИШТАР.
© 2025
1
Небо начало сереть, наступили утренние навигационные сумерки — еще видны звезды и уже различим горизонт, что позволяет с помощью секстанта измерять угол между ними и определять место судна. У меня нет этого прибора, потому что не нужен. Впереди плотные стены тростника, растущие по обе стороны устья реки Евфрат, которое мне кажется порталом в новую эпоху. Я пересекаю границу, где чистейшая, сейчас темная, а при свете солнца ярко-голубая, морская вода дает отпор мутной, при свете коричневатой, речной, гребу дальше. Скорость падает из-за встречного течения, но постепенно я вхожу в «портал», тростник теперь слева и справа от лодки. За моей спиной, крякая и шлепая крыльями по воде, взлетают две утки. Оборачиваюсь, провожаю их взглядом и гребу дальше. Евфрат намыл за полтора века много ила, и города теперь еще дальше от Персидского залива.
Часа через три я вымотался окончательно и решил передохнуть. Увидел на левом берегу холм, поросший ивами, приткнулся там к берегу, привязав фал, пропущенный через отверстие в форштевне, к толстой ветке. Длинные, загнутые книзу, они образовывали что-то типа шалаша. Внутри была тень и воняло сыростью. Я достал из кожаного вещевого мешка сухую тонкую лепешку, кусок копченого свиного окорока и глиняный кувшин с узким горлышком, заполненный на четверть вином. На этот раз не стал добавлять в него марихуану, ни к чему. Я опять молод, не больше девятнадцати, и здоров по меркам второй половины двадцатого века. Сейчас люди покрепче. Больные умирают в детстве, а остальные, такое впечатление — абсолютно здоровыми в старости.
Когда заканчивал трапезу, ниже по течению послышался плеск весел под гулкие удары барабана. Вверх по реке поднималась двадцативосьмивесельная торговая галера с желтой львиной мордой на верхней части форштевня, причем казалось, что хищник просунул голову между досками обшивки судна. Чуть вперед от миделя мачта-однодревка, немного наклоненная назад. Паруса нет, потому что ветер встречный. Веретена весел покрашены в красный цвет, а лопасти — в черный. Хотя последние, как и корпус, могут быть вымазаны битумом, чтобы не размокали и не гнили.
Я тут же упаковался, отвязал лодку и выплыл примерно на середину реки, чтобы галера прошла рядом. Когда она приблизилась, встал и помахал руками, привлекая внимание. На корме из-под коричневого кожаного навеса, где он сидел на чем-то типа квадратного пуфа, вышел к правому борту полный мужчина с длинной волнистой ухоженной бородой, облаченный в красно-зеленую тунику и соломенную шляпу с обвисшими полями.
— Возьмите меня на буксир! Я заплачу! — прокричал я.
Он обернулся и что-то приказал своим подчиненным. Я налег на весла, чтобы не отстать. На лодку упал конец из пальмовых волокон. Я успел схватить его, набрать слабины и одной рукой завязать беседочным узлом вокруг выступающей части форштевня. После чего уже двумя руками и своим кончиком закрепил надежнее. От галеры меня отделяло метров пять, трос был натянут, что при буксировке не рекомендуется, но лодка легкая, не должна порвать.
— Ты кто такой? — стоя на корме под навесом, спросил мужчина с ухоженной бородой, скорее всего, купец и, возможно, хозяин галеры.
— Твой коллега из Халеба, — ответил я. — Ночью во время шторма нас выкинуло на камни, один успел в лодку спрыгнуть.
Он посмотрел на меня хитровато, как на человека, который врет не слишком умело и переспросил:
— Только один успел⁈
— Будем считать, что так. Места в лодке мало, — как бы раскаявшись в том, что бросил своих работников, произнес я и поинтересовался, хотя знал ответ: — В Ур плывешь или дальше?
— В Вавилон, — ответил купец.
— Сколько возьмешь дотуда? — спросил я.
— Три шиклу серебра, — не задумываясь, ответил он.
— Слишком дорого. Я и так потерял почти все. Ты сам можешь оказаться в такой же ситуации, так что будь милостив, удовлетворись одним обычным шиклу, — изобразил я купца, привыкшего торговаться.
В Вавилоне, кроме ходившего по всей Ассирийской империи серебряного шиклу весом восемь целых и четыре десятых грамма, имелись и собственные, завезенные депортированными иудеями, легкие весом одиннадцать и три десятых грамма и тяжелые двойные.
— Будь по-твоему, — согласился он и предложил: — В полдень остановимся на отдых, переберешься ко мне на галеру, расскажешь, куда плавал, чем торговал.
Это я запросто! Навешаю столько лапши, что уши обвиснут.
Купца звали Мардукшумибни. Мы с ним расположились под навесом, выпили ячменного эля, который вавилоняне сейчас называют сикера, из бронзовых чаш с барельефом в виде рыб двух размеров — большая с загнутым хвостом и маленькая с ровным, которые чередовались. Позвал он меня не для того, чтобы послушать, а чтобы самому порассказывать. Как купец признался, был первым в своем роду, занявшимся этим видом деятельности. Его отец владел тремя полями, которые были разделены между тремя сыновьями, дед одним маленьким, а о прадеде промолчал, хотя принято помнить родню по мужской линии, как минимум, до седьмого колена. Наверное, был батраком, если не рабом. Мардукшумибни, как самый младший, получил самое маленькое, дедовское, взял под него кредит на год, провернул несколько торговых операций, расплатился с долгом и заимел оборотный капитал. Теперь вот владеет галерой и торгует с Сузами, возит туда изделия вавилонских ремесленников, а обратно в основном сырье: кожи, шерстяную пряжу, дубовые и ясеневые доски и жерди, сырцовое железо… За теплый сезон успевает сделать три-четыре ходки, как торговля пойдет.
В ответ я коротко поведал, что возил зерно в Дильмун, а оттуда благовония и специи, доставленные из неведомых мне стран. Хотелось найти их, но одному опасно плыть так далеко, а компаньонов не смог
