Уилсон Такер
Межзвёздный полустанок
© Wilson Tucker — «Interstellar Way-Station», 1941
— Эй, малой! Она летит!
— А? — крикнул я.
— Почтовая ракета… — повторил Пинко. — Она только что пролетела!
Я уронил кисть, отодвинул ведро в сторону и побежал за угол Гостевого Дома, занимать очередь к почтовому жёлобу; это была первая почта на этой неделе. Чёртовы скряги из Всеобщего Совета начали сокращать расходы пару лет назад, Служба ежедневной почтовой доставки пострадала первой.
Возбуждённо хлопающий крыльями Пинко оказался у желоба передо мной.
— А-а-а! Ещё одно письмо от маленькой классной штучки с Тройки, — съязвил я. Подпрыгнувший Пинко подтвердил это без слов. Он решил уединиться, чтобы прочитать письмо. Позже я тоже прочитаю её письмо; мы всегда обменивались письмами.
Видите ли, мы с Пинко работаем в службе Универсальной Помощи, а это включает в себя много областей и пороков. Основная отрасль нашей работы — дозаправка. Заправляем большие лайнеры, заходящие сюда раз или два в неделю и задерживающиеся на несколько часов, чтобы дать пассажирам возможность взглянуть на космическую заправочную станцию (и, если они захотят, искупаться в нашем бассейне с настоящей земной водой!), а заодно пополнить запас топлива для большого рывка к Альфе Центавра.
Достаньте свои схемы и космические карты, а если у вас их нет — не надо никуда выходить, достаточно одного телефонного звонка в ближайшее туристическое агентство. Они доставят вам их в три щелчка по пневматической почте. Найдите себя… большой символ «Земля» почти в центре карты. Теперь, определите сектор, включающий в себя левый верхний угол карты, проведите пунктирную линию, ведущую к краю страницы (маленькая рамка на полях сообщает вам, что эта линия приведёт вас к Альфе Центавра). Эта пунктирная линия известна как Линия Лоудена. Однако ваш корабль следует не совсем вдоль этой линии. В конце концов, никто по-настоящему точно не следует карте с тех пор, как тысячи лет назад на Земле была составлена первая карта для пеших путешественников!
На этой карте не показаны два прохода, известные как «Внешний Проход» и «Внутренний Проход». Все корабли следуют по одному из двух путей, известных как «Проходы»; корабли с Земли на Центавр — по Внутреннему Проходу; и корабли с Центавра на Землю — по Внешнему Проходу. Как вы понимаете, это необходимо для того, чтобы суда, направляющиеся в противоположных направлениях, не сталкивались лоб в лоб, а также для различных других мелочей, не настолько важных, чтобы сообщать их пассажирам.
Изучите эту карту, особенно Линию Лоудена, повнимательнее. Через определённые интервалы вдоль Линии Лоудена (и всех других линий) можно обнаружить маленькие чёрные квадратики с цифрами: 1, 2, 3 и так далее. Беглый просмотр справочника или указателя подскажет вам, что здесь, в этих точках космоса, расположены остановки, где туристы могут провести несколько часов, отдыхая от нервного напряжения своего первого дня в космосе (Как в случае с нашей станцией. Мы — «З-1-АЦ», или станция номер один, во Внутреннем Проходе, примерно в одном дне пути от Земли и длинном переходе от Альфы Центавра, вон там.) В нашем маленьком мире, среди прочих чудес, есть небольшой бассейн с настоящей земной водой, кстати, последний, который туристы увидят, пока снова не окажутся на Земле.
И, несомненно, туристы развлекают нас не меньше, чем мы их. Я сам с Земли, из Индианы. Лишь изредка к нам заглядывает кто-нибудь, кому я кажусь удивительной формой жизни и часами ходит за мной по пятам, фиксируя каждое моё движение. Но бедному старине Пинко достаётся больше, чем хотелось бы: эти зеваки с Земли, оказавшиеся впервые за её пределами — особенно дети — обнаруживают, что Пинко — самый первый центаврианский птицечеловек, увиденный ими не на экране кинотеатра.
— Иди сюда, малой, — позвал меня Пинко.
Он протянул мне письмо от классной штучки.
— Что ещё пришло с почтой?
— О, обычный старый хлам: пара профессиональных журналов, шестнадцать посланий от шестнадцати пассажиров, в упомянутых посланиях шестнадцать твоих цветных фотографий, — ради Пинко я изобразил притворное изумление: — Смотрите, какая красота! Кто-то поймал тебя с открытым клювом! Ммммм… какой очаровашка.
Если вы видели центаврианина с открытым клювом, вы можете оценить искренность снимка.
Пинко выхватил снимок, долго смотрел на него, и вскоре сотня крошечных кусочков бумаги, медленно влекомых искусственной гравитацией, мягко опустилась на искусственную лужайку.
— У центавриан есть для этого специальное слово! — огрызнулся он. — А что ещё?
— Два сердечных сообщения от каких-то домашних девочек. Они хотят «переписываться с романтичными молодыми гвардейцами космических трасс!» Юпитер, почему мы должны с этим мириться? Какая-то реклама…… О, да сам посмотри.
Я бросил ему всю пачку, предварительно изъяв из этой массы журнал с картинками, и перевернулся на живот. Письмо от классной штучки — самки какого-то вида, управлявшей Гостевым Домом на З-3-АЦ (у них с Пинко завязалась довольно сердечная переписка) — я оставил лежать там, где оно упало.
В этих иллюстрированных журналах, предназначенных для обслуживающего персонала, можно было увидеть множество красивых женщин из всех мыслимых миров, потому что у нас есть служащие из каждого из этих миров. Эти журналы прекрасно подходили и для скучающих джентльменов, занимающихся заправкой в космосе. Вареники, булочки и пирожки (если вы понимаете, о чём я) в изобилии, и, честно говоря, если бы вы только мельком взглянули на пирожки, демонстрируемые некоторыми женщинами с некоторых планет, вы, несомненно, ушли в себя или даже немного приболели. Я почувствовал такое, увидев свою первую фотографию триноритки. Никогда больше я не буду смотреть на фотографии «девушек» с Тринора, если они не будут полностью одеты. Видите ли, всё зависит от точки зрения… Мужчины-тринориты, вероятно, находят это интересным, но!..
На меня с интересом смотрела земная девушка. Очень красивая девушка, в каждой чёрточке её лица читалось «богатство». Богатство, положение и, конечно, щепотка снобизма. Я знаю её. О, очень близко. Её зовут Джудит Мейнард… Ой, подождите минутку. В подписи к фотографии пояснялось, что её ЗВАЛИ Мейнард.
— Да будь я проклят! — мне стало противно.
— А? — клюв оторвался от глубокого изучения политической рекламы. — Почему?
— Возьми, — я бросил ему журнал, — помнишь её? Нет… не эту, придурок! Эту!
Пинко перевёл взгляд с обнажённых ног марсианки на лицо Мейнард.
— Так она вышла замуж? Ты мог бы догадаться, — он уставился на меня.
— Да, мог бы. Но не догадался. Я скорее подумал…
Около восьми лет назад экспресс
