«Великолепно безумный ирландец»
В литературе XX века творчество Сэмюэля Беккета — одно из самых сложных и значительных явлений. Литературная слава писателя давно перешагнула национальные границы, а после присуждения ему в 1969 г. Нобелевской премии он был возведен в ранг «современного классика». Вот уже несколько десятилетий вокруг него не утихают жаркие споры. Интерпретации произведений Беккета, зачастую взаимоисключающие, продолжают множиться, критической разноголосицей своеобразно подтверждая не только трудности, подстерегающие любого исследователя или читателя при знакомстве с художественным миром Беккета, но и неисчерпаемость этого мира, не поддающегося однозначному прочтению.
Об этой заложенной в произведениях Беккета многозначности проницательный французский театральный критик Морис Надо писал в связи с романом «Моллой»: «Один видит в нем юмористический шедевр, другой — эпос катастрофы. Для одних он тишина, воплощенная в слове, для других — не более чем литературное переложение комплексов, относящихся скорее к сфере психоанализа».
Споры порождают не только привычные литературоведческие вопросы: содержание произведений Беккета, связь с литературными традициями. Парадоксы начинаются с попытки определить, к какой национальной литературе следует отнести его творчество. Вслед за многими писателями, представлявшими цвет литературы Ирландии, Беккет оставил родные края и обосновался во Франции, отдав со временем предпочтение французскому языку, с которого им самим или под его наблюдением выполнялись переводы на английский.
И все же начинать, конечно же, необходимо с Ирландии. Здесь Сэмюэль Беккет родился 13 апреля 1906 г. неподалеку от Дублина, где прошли его детство и юность. Здесь, в Дублине, окончил Тринити-колледж. Здесь впервые обозначились его литературные пристрастия. Здесь открыл для себя мир театра. Особенно глубокое впечатление произвели на него в это время постановки пьес Шона О’Кейси в «Эбби-тиэтр», соединявших пафос и даже трагический настрой с яркой комической стихией. Ирландский юмор привлекал его в мюзик-холлы и балаганы, в пабы и на улицы Дублина, где многоликая толпа щедро рассыпала сокровища народной речи.
В 1934 г. выходит в свет сборник рассказов Беккета «Больше замахов, чем ударов» (один из них, «Данте и лангуст», включен в состав данной книги). Как почти у всякого начинающего автора, по этому сборнику не составляет труда определить круг его литературных привязанностей. Особое место занимает среди них Джеймс Джойс, с которым Беккет очень сблизился в конце 20-х — начале 30-х годов, работая к тому же его литературным секретарем. Влияние Джойса ощутимо и в пристальном внимании к выразительным возможностям слова (смысловым, звуковым, ритмическим), и в обилии литературных реминисценций. Но благодаря возможности взглянуть на первые литературные опыты Беккета в обратной перспективе можно уловить в них предвестия художественной системы, характерной для зрелого мастера.
В своем следующем произведении, романе «Мэрфи» (1938), Беккет сделал заметный шаг навстречу художественно адекватному воплощению своего мировосприятия.
Издательства, смущенные необычностью прозы Беккета, одно за другим отклоняли публикацию книги, как ранее сборник рассказов. Когда она наконец вышла в свет, критика встретила ее холодно. «Мэрфи» стоит как бы на полпути между первыми пробами пера и творениями зрелого таланта. Он еще близок к традиционной форме, а герой романа, несмотря на известную утрату конкретности в трактовке характера, в отличие от поздних произведений, еще вписан в реальный, вещный мир. Неотторжимость Мэрфи от окружающей жизни и имел в виду английский исследователь Джон Флетчер, называя его «последним гражданином мира» среди беккетовских персонажей.
Лишь молодой Дилан Томас, оказавшийся среди первых рецензентов романа, увидел в «Мэрфи» «исследование сложного и странного трагического характера, который не может примирить нереальность видимого мира с реальностью невидимого». Отметив серьезность намерений автора, он чутьем художника угадал разрыв между замыслом и воплощением. Афористически метко определил Дилан Томас и героя романа — «страус-индивидуум в пустыне массового производства».
Духовное формирование Беккета, проходившее в атмосфере разочарований, социального брожения и нестабильности, завершилось в годы второй мировой войны. Незадолго до нее писатель окончательно покинул Ирландию. Сложившаяся здесь обстановка с накалом националистических страстей, диктатом церкви и откровенной враждебностью художественному эксперименту казалась ему серьезным препятствием для его творческого развития. Во Франции его и настигла война. И Беккет, всегда подчеркнуто далекий от политики, вступает в ряды французского Сопротивления. «Меня так возмущали нацисты, в особенности их обращение с евреями, что я не мог оставаться пассивным», — говорил он. Вместе с тем с характерной для него твердостью писатель отводил от себя «подозрения» в какой-либо политической активности, настаивая, что «я боролся не за французскую нацию, а против немцев, потому что они превращали жизнь моих друзей в ад».
Страшный опыт войны породил в Беккете ощущение бесконечного бессилия индивидуума перед машиной организованного тотального насилия. Из чудовищных катастроф, обрушившихся на человечество, писатель вывел основную для него закономерность бытия: враждебность современного мира человеку, индивидуальности, личности. Зафиксированная в феномене смерти, она явилась конечным выражением беззащитности человека перед могуществом неподвластных ему сил. На передний план вышло в его творчестве восприятие жизни в сугубо метафизическом аспекте, где смерть выступает как символ фатальной обреченности человека, бессмысленности земного существования, абсурдности бытия. Исходя из идеи полной отъединенности человека в современном мире, Беккет представляет эту отъединенность первопричиной неизбежного жизненного крушения. Однако писатель не просто констатирует положение вещей, сколь бы бесстрастной ни казалась его позиция. Предлагая трагическое решение дилеммы современного человека, он стремится к развенчанию прекраснодушных иллюзий, которые тем и опасны, что скрывают, искажают истину. Истина горька и жестока, постижение ее мучительно, но познание — единственный путь к духовному освобождению. Пройти этот трудный путь предлагает Беккет своему читателю.
В трактовке бытия Беккет перекликается с теми направлениями современной философии, которые восходят к концепции отчуждения Кьеркегора. Слышатся в его произведениях отголоски идей экзистенциализма, но без выводов относительно выбора и ответственности. Родственно мировосприятие Беккета и теориям Хайдеггера, определяющего бытие как экзистенцию, делающего акцент на человеческой «заброшенности в мир», бессилии перед лицом смерти. В совокупности эти моменты лежат в основе идейного контекста его творчества.
За художественным миром Беккета стоят не только философские концепции, но и явления объективного мира, которые он освобождает от исторического контекста. Рисуя судьбу человека во враждебном мире, обреченного на поражение собственной природой, писатель дает не социальный или идеологический анализ ее, а синтетический образ, который имеет универсальный характер. Эволюция Беккета свидетельствует о неизменном нарастании обобщения в художественном осмыслении материала, попадающего в сферу изображения. Историю жизни персонажа, которая присутствует в его ранних произведениях, сменяет эпизод, эпизод — отдельное, вырванное из контекста жизни мгновение. Оно — словно точка в настоящем. Поистине «остановленное мгновение». За ним открывается убегающая в
