Санек 3
Глава 1
Скучно просто так болеть)) буду писать и публиковать, как смогу)) очень уж злая какая-то в этот раз болезнь))
Кому не жалко, ставьте пожалуйста лайки))
Пролог.
— Больно, как же, сука, больно. За что мне это все, лучше бы сдох на том берегу ручья.
— Что, сынок, очнулся? Сейчас, подожди минутку, дам тебе отварчика хитрого, сразу и полегчает.
Если бы мог и были бы силы, сейчас, наверное, бежал бы отсюда со скоростью самого быстрого в мире спринтера. Когда увидел мужика, который произнес эти слова (вернее, деда), по телу невольно пробежала дрожь. Да и как иначе, когда передо мной возник реальный неандерталец, как его рисуют в учебниках по истории. Целиком, правда, я его не видел, но и того, что разглядел, было достаточно, чтобы испугаться. Несуразная голова, заросшая густой бородой, сильно выпуклый лоб и выдвинутая вперед челюсть с клыками, которые были заметны, когда эта образина начинала говорить. Из одежды на нем я смог увидеть что-то вроде кожаной куртки, надетой мехом наружу. Этот пока непонятно кто, как будто читая мои мысли, произнес:
— Не пугайся ты меня, сынок, и зла от меня не жди. С рождения мне с внешностью не повезло, поэтому и ушёл от людей подальше. Уже, считай, сорок лет живу отшельником.
Говоря это, он попутно откуда-то достал закопченную металлическую кружку, в которой плескалась непонятная густая жидкость темно-коричневого цвета. Поднеся кружку к моему рту, он проговорил:
— Выпей это снадобье, тебе сразу станет легче.
На вкус эта гадость как гадость и была. Горькая и при этом вяжущая чуть тёплая жидкость прокатилась по пересушенному горлу огненный клубом. Только и успел подумать «обманул адский старик, от этого снадобья я ещё быстрее окочурюсь», как провалился словно в пропасть в непроглядную темноту. Сознание потерял от свалившегося счастья. Наверное.
Следующее моё пробуждение было ничуть не легче предыдущего. Потом было ещё одно такое же и ещё, в какой-то момент я просто сбился со счета и не могу точно сказать, сколько длились эти смены пробуждений, сопровождавшихся непереносимой болью, периодами забвения. Много.
Закончилось все в одночасье — на очередной границе между забвением и бодрствованием. Старик неожиданно произнес:
— Все, сынок, больше нельзя тебя держать в этом состоянии, дальше тебе придётся терпеть боль иначе, это чревато плохими последствиями.
Надо сказать, что сейчас у меня голова все еще болела довольно сильно, но уже не острой болью, а какой-то тягучей, ноющей, которую можно было терпеть.
С трудом ворочая языком, я, собравшись с силами, все же сумел спросить:
— Что со мной случилось и почему так голова болит?
— Ну, что случилось, тут тебе лучше знать, а голова болит, потому что контузия у тебя неслабая. Пуля ужалила чуть ниже макушки, ближе к затылку, вот и встряхнула тебе головенку. Только чудом ты, сынок, жив остался, миллиметр-другой, и никакие снадобья не помогли бы. Ладно, ты отдыхай пока, а я тебе бульончик приготовлю. Будем потихоньку приводить тебя в порядок.
Пока старик говорил, на меня лавиной нахлынули воспоминания, от которых голову снова прострелило резкой болью. Но прежде чем снова вырубиться, я успел спросить старика и даже ответа дождался:
— А куда бандиты делись?
— Кончились бандиты, сынок. Троих ты положил до того, как тебе в голову пуля ужалила, и четверых оставшихся я, взяв грех на душу, отправил на встречу с богом.
Старик ещё что-то говорил, но я уже не разобрал, что. Свет снова померк, и я потерял сознание, но похоже ненадолго, потому что, очнувшись, услышал позвякивание посуды — точно такое же, как слышал перед тем, как вырубится. Голова снова болела ноющей болью и почему-то в этот раз воспоминания о произошедшем не были никак с ней связаны.
Глава 1
— Значит, говоришь, кузнеца внук. Знаю я его, как же, правильный у тебя дед. Ладно, где-то через недельку, как буду уверен, что ты сможешь обходиться здесь без моей помощи, схожу к твоему деду, расскажу ему, что да как.
С момента, как Прокофьевич (именно так старик попросил его называть), перестал пичкать меня своим снадобьем, и я маленько пришёл в себя, прошла неделя, и сегодня я впервые провел целый день без потери мной сознания. До этого стоило чуть не так даже не повернуть голову, а только попробовать это сделать, как мгновенно накатившая боль вырубала меня напрочь. Наверное, что-то там не то повредила пуля, встряхнув мою голову. Думал уже, кранты, так и буду до конца жизни терять сознание от каждого неловкого движения, но нет, сегодня, похоже, все встало на место, и я без проблем крутил головой, как хотел. Только тогда я и осмотрелся вокруг, чтобы хотя бы попытаться понять, где я нахожусь. Место, в котором я лежал, оказалось настоящей нерукотворной пещерой, но, что странно, выглядела она очень уютной и обжитой. Возле одной из стены располагалась огромная русская печь с пристроенной сбоку небольшой печкой. За этой печью находились полати, укрытые мехами, как я понимаю, спальное место Прокофьевича. Мои полати стояли к ним под прямым углом, а с другой стороны от печи возле стены стоял массивный стол и несколько табуретов.
Но привлек моё внимание не стол, а видный с моего места узкий проем, ведущий в глубину горы. Почему я решил, что вглубь? Потому что этот проем находился ровно напротив двери, наглухо закрывающей вход в пещеру в самом углу пещеры, рядом с печью. Возле четвёртой стены, полукруглой, стояла пара довольно массивных сундуков, а еще внушительной горкой были сложены все мои вещи и подарки, которые я вёз с собой в деревню. Почему-то при виде этих вещей я особой радости не испытал, но зато задумался, как сюда доставлялись эти даже на вид тяжёлые сундуки. Находимся мы, как я понимаю, вдали от каких-либо поселений, вот и интересно мне, как их сюда притащили, тем более что, по словам Прокофьевича, об этом месте никто не знает.
За этим осмотром окружающей меня обстановки я на время выпал из беседы и даже вздрогнул, когда Прокопьевич возмущенно спросил:
— Ты меня вообще слушаешь?
— Извини, Прокофьевич, задумался слегка.
— Вспоминаешь, что случилось? Не переживай, жив остался — и хорошо. Самолеты у тебя ещё будут, а жизнь, она только одна.
Чуть не ляпнул в ответ, что
