Книга хожений
Записки русских путешественников XI-XV вв
Хожение: путешествие и литературный жанр
В литературе Древней Руси были широко распространены произведения о реально-исторических событиях. Эти произведения отличались стремлением повествователя точно описывать события, участником или свидетелем которых он был. Такие эпические повествовательные произведения по содержанию и формальным признакам можно назвать, опираясь на нынешние жанровые определения, очерковыми. Ведущее место среди них принадлежало запискам о путешествиях, их называли в древности «хожениями» («хождениями»), «путниками», «странниками», «паломниками», «посольствами», «скасками».
Путевые записки — хожения пользовались в Древней Руси особой популярностью. Они переходили от одного поколения к другому в рукописных сборниках, их с интересом читали в княжеских теремах и в домах посадских людей, в монастырских кельях и боярских покоях. Об их былой популярности говорит дошедшее до нас большое количество как самих произведений этого жанра, так и их списков, составленных в различных сословиях феодальной Руси. В сокровищнице русской литературы XI— XVII веков насчитывается более 70 различных хожений, среди них около 50 оригинально-исторических и более 20 переводных и легендарно-апокрифических. Некоторые хожения сохранились в десятках и даже сотнях списков. Самым популярным, по-видимому, было «Хожение Трифона Коробейникова», дошедшее до нас во многих сотнях списков XVII—XVIII веков. Известно более 150 списков «Хожения игумена Даниила». В картотеке академика Н. К. Никольского, посвященной древнерусскому рукописному наследию и хранящейся в Государственной библиотеке Академии наук СССР, значится 750 карточек хожений.
Несмотря на то, что произведения этого жанра принадлежали некогда к числу весьма распространенных, а часть из них ныне составляют законную гордость нашей древней письменности как памятники литературы мирового значения, этот вид древнерусской литературы остается мало известным советскому читателю.
Хожение как особая литературная форма, как жанр сложилось уже на заре русской письменности — в самом начале XII века. Свидетельство этому «Хожение игумена Даниила», созданное почти одновременно с ранней русской летописью (сводом) — «Повестью временных лет». Однако русские люди стали путешествовать много раньше, и путевые записки, надо полагать, велись и в X—XI веках. Хорошо известно, например, знаменитое путешествие княгини Ольги в Константинополь (957 г.), о чем рассказано в ранних летописях. Будущий основатель и игумен Киево-Печерского монастыря Антоний еще в молодые годы (середина XI в.) ездил дважды в Царьград и Афон. Сын знаменитого боярина Яна Вышаты, Варлаам, в 1062 г. совершил путешествие на Ближний Восток. Иоанн Полоцкий, ритор и врач великого князя Владимира I, ездил по разным странам с целью изучения различных религий. Не он ли составил первоначальный текст о путешествии к волжским болгарам, «немцам» и грекам и об их верах, который впоследствии вошел в состав «Повести временных лет»? В правилах церковных митрополита Киевского Иоанна (XI в.) указывается, что русские купцы ездили к «поганым» «купли ради»[1]. Одним словом, в Древней Руси хорошо были известны пути на Ближний и Средний Восток, в Закавказье, в страны Европы, в Среднюю Азию, на Каспий и на Урал. Об этих вполне реальных путях говорится уже в ранней летописной легенде — описании путешествия апостола Андрея в Киев и Новгород.
Хожения как очерковый жанр древнерусской литературы несли в себе политические, нравственные и художественные идеи своего времени, в основе которых лежало типично средневековое мировоззрение. Известно, что в условиях средневековья, как неоднократно подчеркивали классики марксизма-ленинизма, идеологическая борьба принимала обычно религиозную форму, и наоборот, различные религиозные позиции обусловливались социальными, классовыми позициями. В связи с этим Ф. Энгельс утверждал, что в ту эпоху «...интересы, нужды и требования отдельных классов скрывались под религиозной оболочкой» (Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 7, изд. 2-е, с. 360). В. И. Ленин в статье «Проект программы нашей партии» указывал: «выступление политического протеста под религиозной оболочкой есть явление, свойственное всем народам, на известной стадии их развития, а не одной России» (Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 4, с. 228). Художественное своеобразие этой литературы заключалось прежде всего в простоте стиля и назидательной тенденциозности. Древнерусские писатели вообще и в частности писатели-путешественники считали своей обязанностью, выражаясь современным языком, быть тенденциозными и назидательными. В этом смысле тенденциозны и все лучшие древнерусские хожения. Однако под покровом ныне безвозвратно ушедшей в прошлое религиозной и политической идеологии в них отразилась нравственная и художественная мудрость народа, глубокий патриотизм, которые не исчезают бесследно с ушедшими из жизни поколениями людей и которые не вдруг раскрываются современному человеку, воспитанному на иной системе идейных и художественных взглядов.
Великие произведения всегда художественно мудры. Нам представляется, что хожения игумена Даниила и купца Афанасия Никитина принадлежат к числу великих, уникальных произведений нашей отечественной литературы по своей глубокой человечности, искренности и простоте повествования. Иногда полезно прочитывать произведения различных веков в сравнительном сопоставлении, чтобы понять и своеобразие и художественную силу этих произведений.
В очерках большого русского писателя начала XX века, великолепного мастера художественного слова И. А. Бунина «Тень птицы», названных писателем «путевыми поэмами», изображаются те же места христианского Востока (Константинополь, Иерусалим, Палестина, Ливан), которые нашли свое описание в древнерусских паломнических хожениях. В частности, много тематических перекличек у И. А. Бунина, писавшего это в 1907—1911 годах, с «игуменом Русской земли» Даниилом, писавшим в 1104—1107 годах. Приведем отрывки из их произведений.
Бунин рисует утренний пейзаж Мертвого моря: «Мертвенно-тихо. Впереди пепельно-серые дюны, кое-где жесткий, осыпанный солью кустарник. Небо здесь так просторно, как нигде: нигде нет долины, столь глубокой, как эта, и нигде не кроется так долго за горными вершинами солнце, как за ровной стеной Моава. Чуть по в самом зените тает алая звезда Венеры, Но и до нее уже достигает свет, охвативший полвселенной, — сухой, золотисто-шафранный свет, на котором так нежно-сиренева заступившая весь восток горная громада. Одно Мертвое море прячется от света. Вон оно — у самого подножия ее, за тем голым побережьем, что белеет вдали, вправо. Ясно виден и обманчиво близок кажется северный валив. Но синеет он тускло, свинцово...
«Символ страшной страны сей — море Асфальтическое», — говорили когда-то. Страх внушает она пилигримам и доныне, трижды проклятая — трижды благословенная. Мало совершивших путь по всей извилистой стремнине Иордана с его зноем и лихорадками. Но еще меньше тех, что пускались в заповедные асфальтические воды. Легче, говорили они, пройти все океаны земные, чем это крохотное море, черные прибрежные утесы которого неприступно круты, пугают глаз человекоподобными очертаниями и так смолисты, что могут быть зажжены как факелы, — море, дно которого
