Война Джимми Фишера
Глава 1
Тяжелый сорок первый год
Здесь по традиции как всегда будет благодарность людям, которые помогают в продвижении проекта. Учитывая, что некоторые сделали помощь почти сразу после окончания первой части, выражу здесь: Елена Милэй, Виталий, Igor Merk, nw_1984 — это очень хорошие люди их экономическая поддержка помогает автору верить в свои силы и быстрее работать над проектом.
Друзья не у всех есть деньги, да и я нищеброд, все понимаю, можно поддержать проект: лайком, подпиской, комментарием.
Отступление
Сережка остался последним мужиком в семье, батьку сгубили каратели, мамку какой-то киргиз зарубил, когда те каратели ворвались в село, а на нем оставалось две сестренки мал-мала меньше. Были в семье и братишки и сестренки, да с голоду померли. Вот Вовка он старшим был, заботился о них всегда. Несколько раз добывал воробья. Ух и вкусную он похлебку варил, мясную, ничего вкуснее не ел в жизни Сережа, да сам постоянно есть отказывался. Говорил, что сытый. Сейчас Сережка понимал, почему так говорил его старший братишка. Когда их гнали на рабский рынок он так же говорил своим сестричкам, что сыт и отдавал свой кусок сухаря. Он последний мужик в семье, что с них баб взять-то? Он взрослый он выдержит, так решил Сергей в свои неполные 12 годиков и крепко держал сестричек за ручки, когда их перегоняли на место торгов. Лишь вечером перед сном он позволял себе сгрызть второй сухарик, что выдавали вечером на его долю.
Потом их продавали, появились какие-то иноземные дядьки и всех купили. И снова Сережа держал своих сестричек за ручки 4-х летов Дуняшку, да старшую Машу 5-ти годиков. Им почему-то мало давали еды. Хотя понятно почему иноземцы, да рабами купили, морить голодом будут. Потому когда выдали по небольшой миски с мясным куриным бульоном и совсем без мяса, Сережа пить не стал, а отдал своим сестричкам.
Затем их зачем-то раздели и отмыли, переодели в новые дорогие одежи. Таких одежд и не видел он никогда, совсем без заплаток, да чистые и без дыр. Как барьев каких из немцев проклятых, что хлеб у батюшки с матушкой отняли и увезли в свои заграницы. Посадили на большой, красивый корабль, да есть опять не давали, видать нравилось им змываться над русскими душами. Только часто до 5 раз за день приносили вкусный куриный бульон.
Очень вкусный, даже вкуснее, чем Володька из воробья варил, подумал Сергей и покраснел. Ему было очень стыдно, он один раз не удержался, совсем живот сводило от голода и хлебнул, оставил сестричек голодными. Не отдал им своей порции. Да и как это вкуснее, чем брат из воробья варил? Быть такого не может, нельзя память брата предать. Он еще вырастит, он им всем отомстит…
Парнишка погрозил куда-то в потолок своим исхудавшим кулачком и потерял сознание, силы его оставили.
1841 год можно назвать одним китайским иероглифом, который одновременно означает кризис и возможность. Для примера с 1840 года в РИ бушевал голод и гражданская война. Армия русских повстанцев насчитывала более 500 тысяч человек, что повторяло по своему числу армию вторжения Наполеона в 1812. Однако повстанцы зачастую были вооружены просто палками, камнями, вилами и прочим сельхоз инструментом, оружия были крохи. Просто люди доведенные до отчаяния грабили склады продовольствия, убивали чиновников. Пытаясь противодействовать страшной немецкой логике кровавых императоров сидевших на троне, дескать не доедим, а хлеб вывезем. Понятно дело не доедали крестьяне, а кто вывозил хлеб, те жировали и пировали, пока русский народ умирал. Против восставших бросили войска…
Вот только имея практически собственную страну, но с населением лишь в 10 тысяч человек, просто ничем не мог помочь своей Родине, кроме одного…
Мог выкупать у карателей людей в особо больших количествах. Дело в том, что Николай Первый имел прозвище «палкин» и люто ненавидел и боялся русский народ. Потому его войска действовали, как потом будут действовать нацисты во времена ВОВ. Жителей сел и деревушек сгоняли в амбары и сжигали живьем: баб с грудными младенцами, седых стариков… Так они пытались отрезать партизанские отряды повстанцев от помощи села, поселить в их сердцах боль отчаяния и желание умереть.
Потому никто точно не знал, какое число русских крестьян вырезали войска Николая Палкина, даже сами каратели. Рынки рабов (это не законно) просто лихорадило, так резко и низко упали цены. Ибо немцы не только убивали, а иногда отчитывались, что село вырезано, а на деле его жители были проданы в рабство за границу. Зачастую в Турцию.
Даже Элли, как я иногда ее называл девочка из Изумрудного города, не просто моя жена, а друг и соратник не понимала меня. Почему я не желаю отправить излишки продовольствия в Россию, если так переживаю за жителей этой Империи. Ну и как объяснить моей любимой очевидные для меня вещи? Продовольствие разворуют чиновники Николая Голштейна* до народа ничего не дойдет, а будет распродано и осядет в бездонных карманах немецких помещиков…
Николай Голштейн* — Голштейн- Готторпская династия прикрываясь фиговым листком в виде фамилии Романовы кошмарило население Российской Империи. Хотя надо уточнить исключительно русское население. Для примера полякам был дарован «Сейм» т.е. парламент, так же был парламент у Финляндии и т.д.
Потому были арендованы все возможные суда в Европе, даже посудины, которые были списаны и фактически готовы были пойти ко дну. Вот их да мы загрузили продовольствием и отправили к берегам РИ. Люди измученные голодом, болью потерь, покупались на черных рынках рабов, здесь даже коррупционные схемы особо не требовались, ибо возникла такая возможность. Коллин и его люди работали по 16 часов в сутки, осунулись и похудели чеканя золотые монеты, а я повторял лишь одно нам нужно больше золота! Учитывая, что 1841 год был последним и самым кровавым в восстании, повстанцев фактически смели и многие губернии практически обезлюдели. Чиновники Голштейнов очень подтирали информацию, но по косвенным данным после голода и подавления восстания выжил только каждый 20-й житель мятежных регионов. Понятно далеко не все погибли от голода или были убиты, скорее всего большая часть была продана на рабских рынках, но такая вот кровавая статистика. Впрочем с ней можно спорить,