ОН РОДОМ ИЗ КУБДЧИ
Есть в горном Дагестане аул Кубани, который славится своими замечательными мастерами — ювелирами, чеканщиками, граверами, прозванными в народе златокузнецами. И рос в одной из семей златокузнецов мальчонка по имени Магомед- Расул, наделенный богатой фантазией. Он и сам, этот мальчуган-фантазер, не выпускал из рук резец гравера, за который взялся, когда ему было еще семь лет.
Но вот однажды, когда маленькому златокузнецу шел двенадцатый год, попала ему в руки потрепанная книжка на даргинском языке. В книжке не было ни начала, ни конца. Однако мальчишка принялся с жаром читать ее вслух — так, чтобы не только он сам, но и мать, слушавшая его в этот долгий зимний вечер, узнала бы, про что говорится в книге. А говорилось в ней о легендарных, смелых горцах — о Хаджи-Мурате и Шамиле. И до чего же было обидно и матери, и сыну-грамотею, что чтение волей-неволей пришлось закончить на той странице, где рассказывалось о смерти одного из действующих лиц — Петрухи Авдеева, которого мать уже успела назвать по-даргински Бедйрханом. А что было дальше, осталось неизвестным, так как накануне половиной книги мать растопила печку...
Прошел не один год до того дня, когда Магомед-Расул узнал, чем кончается эта книжка, и рассказал матери, что называется книга «Хаджи-Мурат» и написал ее русский человек по имени Лев Толстой, а на даргинский язык ее уже перевели потом. Мать даже не поверила сразу и обиделась: «Быть того не может! Клянусь святым Кораном, такую книгу мог написать только горец! И притом горец, который не раз делил хлеб-соль с Шамилем и Хаджи-Муратом, не раз ходил с ними в походы, не раз бывал ранен...»
Мать Магомеда-Расула до сих пор отказывается верить, что книгу о Хаджи-Мурате написал не горец, а русский писатель. Но сынишка ее с той поры поверил в могущество человеческого слова и писательского таланта, которые проникают в тайное тайных человеческой жизни и объединяют разных людей в одном большом и захватывающем всех чувстве. Он стал читать книгу за книгой, да и сам тайком попробовал писать. И хотя ничего еще у него тогда не получалось, но, как он потом сам признавался, «с книгой и карандашом стал дружить больше, чем с резцом». И постепенно начал понимать, что дело у него получится лишь тогда, когда он сумеет управляться с карандашом или пером так же искусно, как владеют его земляки-златокузнецы своими резцами. И уразумел паренек из Кубани, что слово требует и точного знания жизни, и такого же бережного, настойчивого труда и вдохновения, в каких нуждается благородный металл, чудесно преображавшийся в искусных руках кубачинских мастеров.
Магомед-Расул из аула Кубани пошел учиться, окончил литературный факультет Дагестанского педагогического института, а потом, вернувшись в родной аул, работал несколько лет учителем в школе. Но его неотвратимо тянуло к перу и бумаге. Он хотел писать, обтачивать слово, находить ему точное место в строке, которая радует, волнует, захватывает человеческое сердце. Он работал секретарем районной газеты, потом трудился в Дагестанском книжном издательстве. А в 1962 году выпустил на родном даргинском языке свою первую книгу рассказов и повестей «Чанкур». Через два года вышла его новая книга — повесть «После свадьбы». Вскоре она зазвучала и по-русски : ее перевели и издали в Москве.
Так юноша из аула златокузнецов стал писателем. Неустанно стремясь овладеть всеми секретами писательского мастерства, он приехал в Москву и поступил на Высшие литературные курсы при Литературном институте имени А. М. Горького Союза писателей СССР. Там я и познакомился, будучи руководителем творческого семинара, с молодым писателем Магомедом-Расулом, человеком очень внимательным, крайне застенчивым, высказывающим свои суждения не громко, но весьма вдумчиво и убедительно.
Я с интересом прочел его изданную в Москве повесть «Хартум и Мадина», рассказывающую о чудесном искусстве златокузнецов. А потом у меня в руках оказалась новая повесть Магомеда-Расула «Раненая ласточка». Ее вы и прочитаете сейчас. В ней вы познакомитесь с честным, отзывчивым, но не всегда умеющим найти верный путь при решении нелегких вопросов, касающихся правды и совести, дагестанским школьником Сайбуном и с его старшим «приятелем» Даштемиром, который на первых порах покажется вам таким хорошим и храбрым покровителем своего юного дружка. Ну, а каким он окажется на самом деле и что произойдет с Сайбуном в школе и дома, заранее вам говорить не стоит.
Прочтите повесть Магомеда-Расула и не обижайтесь на автора за то, что он расстанется с вами в один из самых горьких для Сайбуна дней в его жизни, как бы оборвав на полуслове свое повествование. Постарайтесь сами представить себе, что произошло в доме Сайбуна, и понять, в чем виноват Сайбун и почему автор назвал свою повесть «Раненая ласточка».
Мне кажется, что вас многое по-настоящему взволнует в этой книге, которую перевел для русского читателя опытный литератор И. А. Рахтанов.
Лев Кассиль
ВСТРЕЧА С ДАШТЕМИРОМ
Несколько дней подряд шли дожди, но в воскресенье после полудня небо посветлело. Сайбун выглянул в окно: как хорошо, можно хоть пару часиков погулять! Секунда ушла на то, чтобы надеть старые кеды. Затем Сайбун бросился к двери, крикнув на ходу матери, занятой на кухне:
— Мама, я на улицу!
Каспий был в двух шагах. Обычно светло-серый, он стал сейчас, после недавних дождей, почти черным. Вдалеке, упираясь концами в черные воды, вставал многоцветным полукружьем мост радуги.
Сайбун остановился и несколько минут смотрел на радугу. Красиво!
Городской парк, куда спешил Сайбун, уже ожил. Запели первые птицы. На влажных стволах тополей заполыхало солнце. К терпкому запаху птичьего помета, который особенно остро чувствовался после дождя, примешивался едкий, сильный запах морских водорослей.
В парке Сайбун встретил знакомых ребят — Хамида, который учился на класс старше, не то в 8 «Б», не то в 8 «В», и одноклассника Магомеда, знаменитого только тем, что всю левую его щеку занимало родимое пятно.
— Привет! — поздоровался Сайбун.
Хамид пренебрежительно кивнул ему. Магомед подал руку. Это немного утешило Сайбуна. Он присел под грибок, где устроились ребята, и тихо спросил у Магомеда:
— Чего делать будете?
— Не знаю, — так же тихо ответил тот. — Хрипун меня позвал, я и пошел. — Он кивнул на хмурого Хамида.
«Злой он какой-то», — отметил про себя Сайбун, не сводя глаз с Хамида.
По правде сказать, он недолюбливал Хамида. Тот был известным задирой и драчуном. Года два назад он болел ангиной и целый месяц после этого разговаривал странным хриплым баском. Ангина прошла, от нее и следа не осталось, а Хамид по привычке продолжал хрипеть. Хриплый голос, как он считал, делал его солиднее. Тогда-то и прозвали Хамида Хрипуном.
Сайбуну
