Святослав Логинов
Тысячелетний росток
Во всём лесу не было никого хозяйственней Бэллы. Она не только обихаживала окрестности, но в орешник за три версты не ленилась сбегать и на Карачарову гору за желудями. Орехи-то редко когда родятся, а жёлуди каждый год бывают. Говорят, дубы в наши краях сами не растут, а только саженые. Карачарова гора место особое, тысячу лет тому стояла там усадьба, в которой жил Кащей Бессмертный Он и насадил дубовый парк, принеся из дальних мест мешочек желудей. Время никого не щадит, помер и Кащей, а тысячелетние дубы только крепчают и каждый год засыпают землю вкусными желудями.
Туда и бегала Бэлла, заготавливала запас на зиму. За одну ходку можно принести один жёлудь. Работа муторная, но если не лениться, то можно натаскать столько желудей, что не переесть. Одно беда, соседки Соня и Дрёма жёлуди воруют и, чуть зазеваешься, всё слопают. Даже в собственное Бэллино гнездо залезут и запас повытаскают.
Пришлось устраивать ухоронки. Притащив очередной жёлудь, Бэла долго таскалась с ним, словно мультяшная героиня, пока не упрятывала его так, что сама порой не могла отыскать потайное место. Зато потом можно было отправляться за очередным сокровищем. А Соня и Дрёма тем временем безуспешно пытались найти хоть что-то.
— Хорошо тебе, — жаловались они, — ты вот какая упитанная, а мы так исхудали, без слёз глядеть жалко.
— Кто ж вас неволит? Пошли на Карачарову, там отъедитесь.
— Далеко. Ножки стопчем.
— Тогда худейте. Дело тоже полезное.
Время клонилось к осени, на полянах и в ельнике высыпало столько грибов, что страшно подумать. Тут даже Соня с Дрёмой растолстели и оделись в густые шубки. Но подворовывать Бэллины запасы не прекратили. Ворованное всегда вкуснее и питательнее.
К грибам Бэлла относилась с разбором. Сушила боровики и маслята. Подберёзовиками пренебрегала. Сушёный подберёзовик иссыхает до невесомости, грызть там нечего. А подосиновик горчит, что Бэле не нравилось. Казалось бы, собирай грибы сколько влезет, но соседки предпочитали красть чужое. С ними Бэла разобралась решительно. Есть в чаще гриб-горчак. С виду не то белый, не то подберёзовик, но вкус у него такой горький, что беда, тому, кто куснёт. За день не отплюёшься. Сушить грибы Бэллла приспособилась так: на ветку накалывала молоденькие боровички, а последним — горчак. Воришки хватают крайний грибок, а потом мечутся, жалуясь на скверный вкус. Горчак не ядовит, но тем ужасней спрятанная в нём горечь. Бегай, жалуйся, на саму себя.
Утренние заморозки сменились дневными морозцами. Соня и Дрёма натаскали в свои гнёзда сухого мха и старались наружу не вылезать. Бэлла устроила домик в глубоком дупле и тоже натаскала туда мха и прошлогодней шерсти. Но каждое утро она выбиралась на воздух, проверяя окрестности. Пока не выпал глубокий снег, в сосняке изредка попадался польский гриб, который так и дожидался первой метели. На вкус он был кисловат, но в сушке не хуже белого. Будет чем встретить голодную зиму.
А зима и впрямь выдалась суровая. Морозы Бэлле с её густой шубкой были не страшны — хватало бы корма, а запасов у Бэллы наготовлено преизрядно. К тому же и шишки, еловые да сосновые на ветках не переводились. Сосновая шишка — не лучший обед, но пока семена не вылетели — жить можно. А если в гнезде лежит запас желудей, то и вовсе превосходно.
Одно беда — соседки. Утром Белла выскочила на мороз, забралась на старую ель, расшелушила десяток шишек и отправилась домой, предвкушая, как на закуску слопает пару желудей из домашних запасов. Вместо этого оказалось, что всё утепление из дупла повытаскано и разбросано по снегу, от большинства желудей остались одни черупки. Весь зимний запас съесть было невозможно, но ущерб оказался страшным. Дрёма хозяйничала в Бэллином гнезде вовсю. Увидав хозяйку, кинулась было к выходу, но там Бэлла прочно держала оборону. Зацокала на весь лес и вцепилась соседке в ухо. Кровь брызнула так, что не остановишь.
— Пусти! — верещала Дрёма. — Что я тебе сделала?
— Ты мой запас сожрала, а я тебя сожру! Где мои орехи?
— Не было там орехов! Ну, подумаешь, парочку желудей съела… а ты ухо драть…
Орехов и впрямь в этом году было не наготовлено, но желудям и сушёным грибам урон был нанесён изрядный. И главное — дупло. Воровку Бэлла гнала через весь лес, вцепляясь то в уши, то в загривок, пока та не юркнула в своё гайно, кое-как слепленное в сосновой развилке. Потом, делать нечего, Бэлла вернулась поправлять свой дом. А поправлять было что. Клочья линялой волчьей шерсти, что помалу собирались осенью, разнесло ветром по всему лесу, так что не соберёшь, сухой мох смёрзся, и не грел, а холодил тельце. Сушёные грибы, стащенные в дупло, отсырели, желудей осталось совсем немного. Укрывшись хвостом Бэлла кое-как избыла морозную ночь, а утром отправилась искать ухоронки, не слишком плотно засыпанные снегом. Кое-что удалось найти, Часть желудей была разбросана по насту. Ещё бы, Дрёме не приходилось таскать жёлуди по одной штучке с Карачаровой горы. Ей чужих трудов не жалко.
Привела дом в порядок, умудрившись не слишком далеко отбегать от дупла. Ни Сони, ни Дрёмы за весь день не видала и не знала, где и чем развлекались воровки.
А Дрёму она увидела на следующий день утром. Ночь выдалась на редкость холодная, но Бэлла пережила её легко, укутавшись в подсушенный мох и укрывшись сверху хвостом. А Дрёма не смогла спрятаться в разорённом гнезде и замёрзла ночью. Она сидела на ветке возле Бэллиного дупла, шкурка серебрилась инеем, и ничего живого в её позе не оставалось.
Бэлла столкнула бывшую соседку с ветки и побежала искать ухоронки, о которых смутно помнила, что они должны быть где-то поблизости. Было так, прячешь жёлуди или орехи и радуешься, что грабители их не найдут. А приходит пора, и сама не можешь отыскать, куда засунула наготовленный припас. За этим занятием застала Бэллу Соня, притащившая известие о гибели подруги.
— Да уж знаю, — проворчала Бэлла. — Я ей малость шкуру порвала, вот она и застыла на морозе.
— За что же так?
— Не будет без спросу в чужой дом лазать. Все жёлуди пораскидала.
— Так ведь кушать хочется.
— А ты что летом делала? Лапки берегла?.. Вот и терпи теперь. На сосне, вон, шишек полно, их и грызи.
— Не сытные они.
— Я тут не причём.
— Бэллочка, поделись. У тебя вон сколько.
Бэлла как
