Дарья Литвинова
Холодное послание
© Литвинова Д.С., 2024
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024
* * *
Любимое время года у всех разное.
Для кого-то это весна: черные прогалины, взъерошенные воробьи, разлетающиеся брызги тающих сосулек, цвет яблонь, первые листья и общее предчувствие счастья.
Для кого-то это лето. Жаркое солнце, пыльные тротуары, нагретые солнцем стены домов. Пузырящиеся гребешки на волнах, ракушечные пляжи, майки на бретельках и сандалии.
Для дачников отступление – огурцы, помидоры, укроп, запотевшие банки, пар на летней кухне, засолы, засолы, засолы… и – горделивые ряды закаток, готовить которые не желает никто, а по зиме потребляют в три глотки с большим удовольствием.
Для кого-то жизнь невозможна без осени. Без летящей седой паутины и шуршания листвы под ногами, без мокрого асфальта с прилипшими к нему красно-желтыми кленовыми узорами, без серого низкого неба, без ветра с колючими дождинками.
А кто-то любит зиму.
Зимы в теплом крае всегда разные, и погоде глубоко наплевать на приметы – мол, будет на Ильин день дождь, значит, зима пойдет сухая. Да хоть разразись на Ильин день небо Ниагарой, чуть испортит атмосферу циклон – и вот, пожалуйста, в декабре мокрый снег, в январе распускаются почки на деревьях, в феврале два дня заморозков – и пятнадцать градусов до весны. И хоть ты тресни.
Но бывают и зимы классические.
Всю ночь что-то шуршит за окном, и в форточку влетают мелкие холодные порошинки, а ты только укрываешься теплее и прижимаешься лицом к подушке. Утром встаешь… город покрыт снежной пеленой, и то, что вчера было изломанным и уродливым – пушистые, красивые, гладкие линии, бело-серебристый покров, искрящийся миллиардами совершенных по структуре снежинок. Слева была газовая башенка? – вот снежный холм, с трогательными закруглениями на верхушке. Машины – маленькие сугробы, деревья – пушистая сказка, на карнизе – мехом снежная шапка. Звонко хрустит снегом первый прохожий, уминая его под ногами. Небо низкое, насупленное, словно примеряется – где еще не доведен город до совершенства, куда направить снежные облака?.. и холод, сухой холод воздуха. И не верится, что снова будет весна.
Легостаев зиму не любил по трем причинам: вечно замерзший автомобиль, убийственная наледь под ногами и, как следствие, поток переломов в травматологию.
В «травму» он пошел работать, как сам любил говорить, «из желания спасать и помогать». Ему вообще были присущи пафосные выражения: «спасать и помогать», «возвращать утерянное счастье», «соединять разломленное вновь». Мама Легостаева была учителем русского языка, а папы не было изначально – вот и нахватался высокой словесности, потому что мать вместо семейных вечеров таскала сына по театрам и операм лет так с трех. Она бывало часами могла декламировать отрывки из повестей и романов, память у нее была изумительная – и, к счастью, передалась Легостаеву, запоминавшему огромные главы из учебников за вечер. Мама мечтала, что сын тоже станет на преподавательскую тропу, но жизнь Легостаева была направлена на травматологию с пяти лет, и перечить она не могла.
В свой день рождения – первый некруглый юбилей – маленький Легостаев важно топал по разноцветным плиткам площади рядом с кинотеатром, держась за руку матери. У мамы была высокая прическа, рассеянная улыбка и строгий костюм из джерси. Легостаев заметил голубя и шуганул его – голубь пролетел метр и затих. Выпростав руку, Легостаев побежал за голубем следом; маму на площади отвлекла знакомая, учитель географии, доставшая билеты на премьеру «Мастера и Маргариты» в исполнении Ревякина, Астафьева и Мыльской: жуткая редкость в их городке. Мать стала судорожно прикидывать, как устроить ребенку очередной праздник и приобщить к искусству; означенный ребенок в это время, сопя от напряжения, гнался за голубем и не заметил, как залез за бордюр – в окружавшую кинотеатр березовую рощицу. На него сразу пахнуло запахом земли, сыростью, а голубь, вспорхнув и затрепетав крыльями, исчез в вышине. Легостаев чуть растерялся, и тут к нему шагнул мужчина в желтом замызганном брызговике.
Повзрослев, Легостаев долго анализировал свои ощущения. Неприятный запах. Мгновенный страх – где мама? кто это? что он хочет сделать? Сосущий ужас в животе. Подкатившая к горлу тошнота, когда мужчина взял его за плечо заскорузлыми пальцами.
«Не бойся, не бойся, потрогай, смотри, какая штучка, а я куплю тебе конфеты, ты любишь конфеты? не бойся…»
Завороженно, хлопая ресницами, маленький Легостаев смотрел, как мужчина распахивает плащ и торопливо вытаскивает из просторных семейных трусов бледно-розовую штуку, заросшую по краям волосами, и тычет ему в ладонь. Завопив, Легостаев шарахнулся в сторону и побежал, не разбирая дороги, размахивая руками, пока не споткнулся об камень и не упал лицом в землю. Продолжая орать, он вскочил и, прихрамывая, понесся дальше, снова упал, на этот раз набрав полный рот земли, пополз, цепляясь ногтями за почву, словно от этого зависела его жизнь. Все это длилось от силы минуту – с погони за голубем до второго падения, – но Легостаеву показалось, что прошла половина жизни. Услышав его первый крик, краем глаза следившая за ним мама кинулась в рощицу, за ней побежала географичка, и эксгибиционист удрал быстрее кошки – его даже не заметили. Брыкающегося и орущего Легостаева мать прижала к себе, стала успокаивать, сама на грани истерики, а географичка поймала такси, и втроем они поехали в травмпункт. Легостаеву, который с присущей ему грациозностью ухитрился заработать открытый перелом, сразу впрыснули крохотную дозу обезболивающего, и он с интересом, хотя и всхлипывая, следил за окружающими. Особенно ему понравился доктор – этакий архангел в белоснежном халате, который с непринужденной легкостью возвращает людям здоровье; доктор сложил ногу и ему, причем так талантливо, что через месяц Легостаев бегал с мячиком вопреки требованиям соблюдать пассивный образ жизни, и уже до тридцати двух лет с ногой проблем не возникало, а перелом, как Легостаев потом узнал из собственной карты, был сложнейшим – странно, что нижняя конечность вообще не стала усыхать. С тех пор он только и делал, что складывал сломанные веточки и склеивал их сначала пластилином, потом клеем, потом гипсом; изучал сначала журналы «Здоровье», потом «Медицина: хирургия», потом специализированные издания; интересовался сначала биологией, потом анатомией, потом спецкурсами мединститута, уже в восьмом классе.
Мужчину-эксгибициониста поймали спустя сорок минут после того, как учитель географии из такси позвонила в дежурную часть и сообщила о происшедшем; им оказался бывший заводской истопник, а ныне – инвалид второй группы по, как говорят, общему заболеванию, тихий
