Дрянной Мир. Книга первая.
Глава 1
Забавно наблюдать за собственной смертью. Вот только-только ты был живым, радовался наступившему теплу и представлял, как будешь загружать в себя куски вкуснейшей свинины, маринованной в вине, а после обжаренной на мангале. Только вчера ты самолично подготавливал будущий шашлык, а теперь наблюдаешь, как на тебя неспешно надвигается фура. Несётся она быстро, но вот представляющий скорую смерть мозг тоже ускорялся, желая произвести как можно больше мыслей перед своим скорым концом. Ладно бы подумать о чём-то философском, но нет. Я просто смотрел на надвигающуюся на меня смерть, восхищаясь тому насколько она была прекрасной.
Машина была хорошей, ухоженной, едва лишь сошедшей с конвейера и, быть может, шла на свой первый рабочий рейс, но случилось нечто необъяснимое, и фура выехала на встречную полосу, где через несколько мгновений подомнёт легковой автомобиль со мной внутри. Быть может, водитель уснул в долгой поездке, может у него прихватило сердце, сработал человеческий фактор или простой производственный брак, но вне зависимости от причины исход будет один – я умру.
Пусть мысли и появлялись с удивительной скоростью, но движения тела были непростительно замедленными. Я попытался было вывернуть руль, чтобы уклониться от смертельного столкновения, но двигались конечности столь медленно, будто им приходилось пробиваться через вязкий слой мёда. Удивительно, но я за жалкие мгновения смирился с тем, что уже умру и не испытывал даже частички страха, с интересом наблюдая за едущей на меня машиной. Такая красная, красивая, наверняка дорогая, немецкого производства. Быть может, эта нагруженная фура размажет мою машину всмятку, а я стану мясным желе. Не самая ужасная смерть, но хотелось бы мне достигнуть куда больших высот в своей жизни.
Удар я не почувствовал, хотя услышал, как страшно корёжит металл и хрустят кости, но вот боли не было совсем. Я просто погрузился во тьму, не ощущая боли ни одной частички собственного тела. Хотелось просто погрустить о амбициях, которых так и не удалось достигнуть в успевшей скоропостижно закончится жизни. Всего лишь двадцать два года. Не успел даже получить диплома и армейской жизни повидать не удалось. Да даже отношений, как таковых, познать не успел. Впрочем, хоть умер не мучаясь, а быстрой смертью судьба осчастливливает далеко не всех.
Какое-то время я продолжал находится в этой непроницаемой темноте, продолжая отстранённо вспоминать своё прошлое, кадры из которого выскакивали крайне хаотично, совсем позабыв об порядке моей жизни. Вот только в один момент мне просто надоело, и я понял, что вовсе не чувствовал себя мёртвым. Как-то совсем не так я представлял себе загробный мир. Все религии обещали хоть какую-то деятельность по ту сторону жизни, но здесь была простая тягучая тьма, сквозь которую не пробивалось ни звука, ни частички света. Хотелось какого-то действия, и я просто постарался моргнуть.
На удивление получилось. Пусть я вообще не ощущал своего тела, но сейчас мне удалось и перед глазами я увидел пол. Обычный пол, набранный из дрянных деревянных досок и скреплённых грубыми гвоздями с неодинаковыми квадратными шляпками. Это открытие меня поразило для глубины души, а потому я зажмурился до рези в глазах, но распахнув веки увидел ту же самую картину. Те же обшарпанные годами доски и даже несколько пар ног, одетый в разномастные башмаки и даже сапоги. Я потёр глаза кулаками для пущей уверенности и сразу же заметил, что я в своём теле. Каждая моя частичка тела ныла и болела, но не настолько, чтобы валяться на полу в позе эмбриона. Осмотрев свои руки, заметил шрамы на левом предплечье, оставленные пастью соседской собаки, успевшей неплохо меня так цапнуть в своё время. К тому же остались и все мелкие шрамы, непонятно, когда мною полученные.
Ничего не понимая, я медленно поднял голову, рассматривая чумазые лица людей, ставших моими попутчиками. Выглядели они так, словно лишь недавно покинули фестиваль средневековой культуры, пробираясь через целые горы грязи. На лицах этих людей не была даже намёка на радость. Попутчиков в большой телеге было восемь и все мы были прикованы к полу цепями. Звенья её были не очень толстыми, но достаточно крепкими, чтобы сдержать даже самого сильного человека. Я попытался было немного дёрнуть руками, но от звона железа на меня обратил внимание один из соседей по телеге, шикнувший на меня, опасливо при этом посматривая на двух извозчиков.
Проследив взгляд мужчины, я взглянул на ведущих телегу мужчин. Два человека, два рослых мужчины, покрытых доспехами. Весьма и весьма, надо сказать, аутентичные. Тела их были покрыты кольчугами, надетыми поверх стёганных курток, тогда как головы защищались большими железными широкополыми шлемами – шапелями. Оружия у них я не видел, но было понятно, что ходят эти люди далеко не с резиновыми дубинками.
Я повернулся в другую сторону и заметил, что наша телега головная в этаком караване. Следующие за нами телеги, едущие по размокшей от недавно прошедшего дождя земле, несли на себе точно таких же, как и я невольников. Складывалось такое ощущение, что мы были смертниками, едущими прямиком на плаху. Это вызывало тревожность, заставляющую сердце биться ещё сильнее, но я стал глубоко дышать, надеясь, что мне удастся успокоиться. Удивительно, но это получилось, и я попробовал прислушаться к неспешному разговору, который вели воины на козлах нашей телеги.
Их слова приглушались скрипом колёс и щёлканьем падающих с неба капель мелкого дождя, но я пытался, полностью концентрируясь на слухе. Язык оказался мне незнакомым. Он чем-то отдалённо напоминал французский, но был сильно грубым, будто в этот язык проникли капельки германского говора, но сколько бы я не старался, но так и не смог вычленить хотя бы одного слова, которое было бы мне знакомо. Знаний языка мне определённо не хватало, но я вознамерился узнать как можно больше из окружения. Я сразу принялся вглядываться в опущенные к полу лица людей, которые разделяли эту печальную участь пленения со мной. Определённо всех можно было бы причислить к своеобразным европеоидам, но из всех семерых попутчиков, которые болтались сейчас на кочках в телеге, выделялся своей необычной внешностью всего лишь один. Лицо этого человека закрывала практически непроницаемая «штора» длинных волос, будто вымазанных в угольной пыли, но между них проглядывало необычное ухо, разительно отличающееся от человеческого. Ушной хрящ, тянущийся по внешней стороны уха, покрыт был небольшими пирамидальными отростками,
