Ознакомительная версия. Доступно 1 страниц из 1
Сергей Тарасов
Кружка с водкой
Дни на рабфаке проходили очень быстро. До обеда мы вспоминали физику, математику и другие школьные науки, а после трех часов дня начиналась свобода. Нас было человек семьдесят, — в основном парни, которые отслужили два года в армии, но кроме нас, бывших дембелей, была молодежь с производства и взрослые мужики, которым понадобилось высшее образование, но таких было мало.
Я сдружился с двумя моими ровесниками: Валерой и Шурой, они были, как и я после армии. Валера служил в Сибири, на одном из военных аэродромов, играл на гитаре — у него в детстве были больные кисти рук, и врач посоветовал родителям, чтобы он занялся игрой на гитаре. За несколько школьных лет он так научился играть на гитаре, что его повсюду брали в какие-то вокально-инструментальные ансамбли, и его внешность соответствовала его увлечению — волосы до плеч и очки, как у Леннона. Шура был его полной противоположностью — он родился в поселке под Екатеринбургом, там вырос, оттуда ушел в армию, и сразу можно сказать по его внешности и манерам поведения, что он с какой-то глухой деревни.
Но внешность бывает обманчивая. Несмотря на свой деревенский вид, коренастую фигуру, громкий голос и непокорную шевелюру, это был очень умный и общительный парень. Дед у него жил в деревне, но имел в самом центре города квартиру. Иногда, после занятий, мы отправлялись туда, брали бутылку — вторую, и там, в старой трехкомнатной дедовой квартире проводили оставшиеся дневные часы. Вечером мы с Валерой разъезжались по домам, а Шура ночевал в этой квартире.
Ранней весной у Валеры случились именины, и мы отпраздновали этот знаменательный день по полной программе — сбежали с лекций, накупили вина, закуски, и обосновались в Шуриной квартире, за большим круглым столом. Часа через четыре, вечером, когда вся водка и вино нас кончилась, и вся закуска была съедена, мы с Валерой решили отправиться по домам, а Шура пошел нас провожать. Прошли по тесной улочке, и вышли на проспект Ленина. Валера сунул в рот пустышку, я взял его на руки и мы пошли на трамвайную остановку, которая была в нескольких сотнях метров. По дороге этот грудной младенец рыдал, плакал, совсем как настоящий, и я его успокаивал — звучными шлепками по заднице. Все прохожие на тротуарах шарахались от этого взрослого плачущего ребенка, который с пустышкой зубах удобно устроился на моих руках.
В трамвай я его занес с трудом — он был довольно тяжелым грудным ребенком, и здоровым — примерно около двух метров. Я занес его в первую дверь, с трудом протиснулся в проход между сиденьями, и отправился на заднюю площадку. Никто мне даже и не подумал уступить место, и я миновал весь трамвай и решил выйти — подождать другой, с более отзывчивыми, милосердными пассажирами.
На следующей трамвайной остановке, на площади 1905 года, я опустил своего тяжелое и плачущее чадо на землю, и облегченно вдохнул. У меня уже устали и ноги, и руки, и я решил, что хватит мне таскать именинника, пусть дальше идет своим ходом. Валера достал пустышку из своего рта, спрятал ее в карман, и, помахав на прощанье нам рукой, отправился домой. Шура подождал, когда приедет мой трамвай, и тоже пошел.
Мы встретились в институте на следующий день, и решили, что будет веселее, если к нам присоединяться девушки. Шура тут же внес замечательно предложение — устроить пикник на озере, неподалеку от его поселка — там можно порыбачить с лодки, вволю напиться водки и переночевать в доме лесника.
Они уехали на озеро в пятницу, вечером, а я отправился вслед за ними в субботу, — мне надо было помочь отцу. Я знал, примерно, где находиться это озеро, как оно называется, купил две бутылки водки и отправился после обеда в путь. До Двуреченска добрался на автобусе, узнал у местных жителей, как и по какой дороге, мне дойти до озера Щучьего. Часть пути меня довез мотоциклист, и я прошел оставшиеся километра два пешком, по лесной дороге.
Вскоре вышел к озеру, которое пряталось от моих глаз в березовом лесу. Впереди, на опушке леса находились несколько домов, но моих друзей не было видно, и я отправился по песчаному берегу озера их искать. Они сидели в лодке, и под лучами заходящего солнца ловили рыбу. Я им помахал, и они взяли меня на борт. Все были рады меня видеть, особенно Валера, который начал мне жаловаться, что он провел ужасную ночь. Шура ночевал со своей будущей женой, а Валера устроился спать между двух горячих подружек, которые ему не давали спать всю ночь — как только он уставал целоваться с одной и отворачивался, к нему ту же лезла обниматься вторая. И Валера жаловался мне то на первую, то на вторую, а потом на обоих. Я его успокоил, сказав, что его друг, наконец, приехал, и в следующую ночь он выспится.
Я показал им водку в моей сумке, и они сразу забыли про рыбалку. Собрали со дна лодки свой скудный улов, — несколько десятков упитанных карасей, и мы поплыли к берегу, на котором нас уже ждали. Девушки готовили для нас обед — варилась уха, а чай уже был готов. Мы, рыболовы, решили дождаться ухи, и пока она доваривалась, я открыл одну бутылку и налил водку в эмалированную кружку, которая стояла на столе. Судя по уменьшившему уровню водки в бутылке, в кружке было не менее стакана — около 200 грамм.
Когда одна из девушек подошла попить воды к столу, то Валера протянул ей эту кружку с водкой, и хитро подмигнул мне с Шурой. Девушка взяла кружку, и начала пить, мелкими, но частыми глотками. Мы смотрели на нее с удивлением и волнением, и готовились к предстоящей взбучке. Когда она, наконец, выпила все содержимое, то произнесла с удивлением, — «ах, это же была водка»…
Мы переглянулись, и дали ей закусить — а что еще нам оставалось? Догнать, и перегнать.
Ознакомительная версия. Доступно 1 страниц из 1
